Петр Меркурьев-Мейерхольд - Сначала я был маленьким
- Название:Сначала я был маленьким
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Петр Меркурьев-Мейерхольд - Сначала я был маленьким краткое содержание
Сначала я был маленьким - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Навсегда запомнил осень 1949 года, когда меня увозили с дачи не на несколько дней, а на всю зиму: предстояло поступать в музыкальную школу и готовиться к школе общеобразовательной. Садились мы в наш "адлер" (отец незадолго до этого купил старенький двухдверный автомобиль, который очень недолго нам прослужил), бабушка, которая оставалась на даче, стояла на крыльце. И я вдруг разревелся... Но расставание с бабушкой было недолгим: в ноябре 1949-го она, видимо из-за болезни, переехала в Ленинград. На даче зарезали корову, мясо привезли в Ленинград. По ночам бабушка вставала и, толкая перед собой стул (иначе она уже ходить не могла - ее качало), шла на кухню проверять ящик, укрепленный за окном: как там лежит мясо (холо диль ников тогда еще не было).
Первого марта папа играл в театре премьеру - пьесу Лавренева "Голос Америки". Как и всякий премьерный спектакль, он шел несколько раз подряд.
Пятого марта 1950 года, когда утром я зашел в комнату бабушки, она сидела на кровати, на шее у нее висел крестик (он был всегда, этот крестик, но я помню только этот день). Я сказал ей: "Бабушка, покрестись!" Бабушка перекрестилась. И мы с Катей ушли - нас выпроводили в кино. С нами пошла мамина ученица по Дворцу культуры имени Кирова Надя Васильева, которую мы называли Снегурочкой. Еще с нами пошел ее жених Юра Гамзин, который готовился поступать в школу-студию МХАТа (кстати, и Юра Гамзин, и Юра Каюров, ныне всем известный народный артист, актер Малого театра, в то время занимались у моих родителей в самодеятельности). Я помню, что ни в какое кино мы не попали, хотя и старались. Был пасмурный день, с крыш капало и было скользко. Мы вернулись домой к вечеру. У подъезда стояла "скорая помощь", а когда мы поднялись, то в темном коридоре, ведущем к дверям нашей квартиры, натолкнулись на врачей, зажигавших спички, чтобы увидеть, в какую дверь надо стучать.
Мы вошли в квартиру и нас сразу направили в "рояльную" комнату. В квартире была суматоха, беготня. Я еще ничего не понимал, а Катя вдруг заплакала. Потом вбежала Мария Тимофеевна, жившая у нас, так как жить ей было негде (я даже не помню, как и когда она у нас возникла,- кто-то попросил ее прописать, а сделать это мог только папа). Мария Тимофеевна несла какую-то ткань, а вслед за ней вбежала с ножницами домработница Толубеевых (они жили в доме напротив), стали резать этот материал. Надя и Юра стояли грустные, но ничего не говорили.
Я пошел в ванную комнату - там была мама, умывавшая свое заплаканное лицо. Мама мне сказала: "Петенька, бабушка умерла". Я ей ответил, что знаю, что бабушка Оля (Ольга Михайловна Мейерхольд) умерла еще в 1940 году. "Нет, Петенька, наша бабушка - Анна Ивановна умерла". И после паузы мама спросила: "Хочешь зайти туда?"
Не помню подробно тогдашних своих чувств, но когда зашел в комнату, увидел лежащую на кровати бабушку, рядом стоял стул, на котором было недоеденное яблоко, недопитый чай, какие-то лекарства и печенье. Я еще поду мал тогда: "Бедненькая бабушка, яблоко не успела доесть!"
Это было часов в 6 вечера, а в 7 часов папа уехал в театр играть "Илью Головина" С. В. Михалкова (тогда спектакли начинались в 8 часов). Играл он и 6, и 8 марта, но уже в "Голосе Америки".
Очень хорошо помню, как 6 марта привезли гроб, помню крышку гроба, стоящую в углу прихожей, бабушку, уже очень изменившуюся, закостеневшую и холодную, с галуном на лбу. Помню, как в ее руки вкладывали иконку-ладанку; как на грузовике везли гроб с бабушкой, рядом сидел папа со своими друзьями-земляками Валентином Павловичем Андреевым, Борисом Пантелеймоновичем Румянцевым и Федором Павловичем Масленниковым, а вслед за этим грузовиком в легковой машине ехали мы с Марией Васильевной Румянцевой. Я через переднее стекло машины видел папу и цветок в горшочке. "Папа цветок в руках держит",- сказал я. А Мария Васильевна сказала: "Нет, цветок на гробике стоит".
Священник что-то читал, махал кадилом. А я побежал к кладбищенским воротам - там, на столбике был сделан крест-турникет, и я стал кататься на этом турникете. Ко мне подбежала Светлана - эту родственницу мы все очень любили - и повела меня обратно к могиле. В этот момент гроб опускали, и я спросил: "А как мы будем теперь, что, каждый раз откапывать?" - "Нет, Петенька, мы будем теперь сюда приходить, навещать бабушку".
Что я тогда подумал - не помню теперь. Но горем убит не был.
Обратно мы ехали на театральном автобусе и я, когда мы проезжали мимо автобусных остановок, говорил: "Следующая Лесной проспект... Следующая Финляндский вокзал... Вы на Чайковской выходите?"
Почему меня тянуло на шутки? Не знаю.
Дома были поминки. Я многих помню, кто был тогда: замечательный актер Большого драматического театра, папин соученик по мастерской Вивьена Виталий Павлович Полицеймако, еще один актер БДТ Василий Павлович Максимов, папины друзья-"александринцы" Юрий Владимирович Толубеев, Ольга Яковлевна Лебзак с мужем Кириллом Николаевичем Булатовым, Масленниковы - Федор Павлович, Екатерина Васильевна, Гога (то есть Игорь, ныне известный кинорежиссер); папины земляки Борис Пантелеймонович и Мария Васильевна Румянцевы, Валентин Павлович Андреев (с земляками своими папа дружил до самой смерти). Я и здесь развлекал людей - вставал на стул, что-то вещал. И сейчас помню взгляд папы на себе: взгляд без улыбки, но и без осуждения как на чужого.
Недели через две после похорон пришла Маша, Манюня - наша нянька, прожившая с нами всю войну. Она не была у нас больше месяца - недавно получила свою комнату в Песочной и у нас больше не жила. Когда она узнала, что бабушка умерла, заплакала горько-горько.
Похоронили бабушку, жизнь побежала дальше. Сестры и братья мои начали готовиться к переводным школьным экзаменам. (Тогда экзамены сдавали с четвертого класса, а в старших классах платили за обучение. Я хорошо помню, как мама давала деньги Анне на оплату обучения). А я начал заниматься музыкой.
Конечно же, мы, как и почти все дети, были ленивы. Любили поспать. Папа избрал оригинальный способ будить меня: он садился к роялю и одним пальцем подбирал "Элегию" Массне. Я, естественно, просыпался, внутренне протестовал против такого насилия, но молчал: папа делал это так деликатно, что возражений его действие вызвать не могло. Папа терпеливо "занимался" разучиванием "Элегии" до тех пор, пока я не вставал.
* * *
По воспоминаниям моим, маминым, да и всех знакомых, взаимоотношения отца с властями всегда были непростыми. На любого "начальника" (будь то в театре, институте, райкоме, исполкоме, Кремле) отец прежде всего смотрел как на человека, и если тот не отвечал его требованиям, то отец охладевал к "начальнику" и вел себя индифферентно.
В 1942 году в Новосибирске произошел такой эпизод. В закулисном коридоре театра "Красный факел" (а именно в этом театре все годы эвакуации работал Ленинградский театр драмы имени А. С. Пушкина) была вывешена карта Советского Союза, на которой практически ежедневно флажками отмечались фронтовые действия Красной Армии. Флажки эти выставлял артист хора театра, член партии с незапамятного года, некто Федоров. И вот однажды мои родители идут мимо этой карты, а Федоров, выставлявший очередной флажок, с восторгом и благоговением говорит:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: