Акияма Хироси - Особый отряд 731

— Однако все это, можно сказать, позади. Нам удалось изготовить бактерии, хорошо сохраняющиеся в сухой среде. Разработаны методы разбрасывания бактерий без применения взрывчатых веществ. Уже почти открыты концентраты анаэробных бактерий… Ну, теперь вам все понятно! — сказал однажды Сагава в заключение своего пояснения, как бы желая подчеркнуть, что наши исследования имеют определенный смысл.

Очень скоро мне пришлось иметь дело с анаэробными бактериями, такими, как возбудители газовой гангрены, столбняка и ботулизма (спороносный возбудитель этой болезни, поражающий кишечник, иногда обнаруживали в самой Японии, в префектуре Акита, но я конкретно ничего не знал). В отряде в каждой секции был свой профиль работы, а нас по мере надобности то и дело перебрасывали из одной секции в другую для выполнения самых различных обязанностей. Однажды это привело к первому со дня нашего прибытия в отряд ужасному происшествию.

Как-то утром лаборант Сагава спросил нас:

— Вы слушали лекции по анаэробным бактериям?

Все стояли с растерянным видом. Тогда я, как-то незаметно принявший на себя роль представителя новичков, ответил:

— Да, нам рассказывали о них, хотя мы не особенно хорошо усвоили этот материал.

— Гм… Ну ничего, вы скоро все поймете, как только начнете работать в другой комнате.

Сагава отвел нас в комнату № 8 в нашей же секции и передал в распоряжение трех незнакомых лаборантов. На помощь к нам из других секций были переведены Абэ и Оцу, и мы впятером стали работать в одной комнате, в новой для нас обстановке.

Вольнонаемный Исидзука показал нам, что нужно делать. Он подошел к красному лабораторному столу, взял чистую пробирку, поместил в нее жидкую питательную среду цвета чая, куда был добавлен препарат из лошадиной печени, шесть-семь минут кипятил ее, затем быстро остудил и, произведя на среду посев бактерий газовой гангрены, закупорил. Свои действия он сопровождал пояснениями. Мы внимательно следили за каждым его движением.

Бактерии, посеянные в пробирке, были помещены в сосуд, где были созданы анаэробные условия. Потом он стал демонстрировать порядок переноса бактерий на новую питательную среду, и пробирка с выращенными в ней опаснейшими бактериями была извлечена из сосуда.

В этот момент находившийся за моей спиной лаборант что-то сказал, и я, подумав, что это какое-то приказание, оглянулся. Оцу тоже повернул голову.

В то же мгновение сидевшие напротив меня Саса и Абэ вдруг вскочили с воплем:

— Ай, больно! Печет!

— Стоять на месте! Не двигаться! — заорал один из лаборантов и стремглав выскочил в коридор. По-видимому, кто-то случайно уронил ванночку, и она разбила кипятившуюся пробирку.

Мы с Оцу сидели у противоположной стены стола, и для нас все обошлось благополучно, но у Абэ почти все лицо было в осколках, лаборанту осколки впились в подбородок и грудь, а Саса, который в этот момент отвернулся, осколки попали в спину. Пострадавшие сидели неподвижно, словно ожидая своего последнего часа, их мертвенно бледные от испуга лица исказил ужас. Мы с Ору были потрясены.

Прибежал техник-лаборант Сагава. Пострадавших уложили на носилки и тотчас отнесли в лазарет первого отдела, находившийся в главном здании на втором этаже. Оцу и я помогали нести носилки.

Газовая гангрена обычно развивается при заражении раны, полученной от осколка разорвавшегося снаряда, и в современной войне встречается часто. Очень легко она возникает даже в небольших ранах, когда они сильно загрязнены. Существует не один, а целая группа возбудителей этой болезни со сходным болезнетворным действием. Возбудители газовой гангрены широко распространены в почве, они вырабатывают сильные токсины.

При заражении края раны краснеют, распухают, быстро повышается температура, происходит распад мышечных тканей с образованием пузырьков газа. Инкубационный период длится всего пять-шесть часов, затем болезнь развивается угрожающе быстро, и поэтому лучшей мерой помощи пострадавшему является немедленная хирургическая операция.

У Саса, которому осколки пробирки впились в спину, хирург немедленно удалил пораженную кожу и мышцы. Так как дорога была каждая минута, оперировали без наркоза, и Саса весь дрожал от сильной боли, издавая глухие стоны. Хуже было положение лаборанта и Абэ — ведь удалить подбородок или половину лица невозможно. Пришлось только быстро протереть пораженные участки и наложить дезинфицирующее средство. После оказания первой помощи троих несчастных отвезли в госпиталь.

— Как вы думаете, они выживут? — наперебой спрашивали мы Сагава, вернувшись в лабораторию.

— Все будет хорошо, от этого здесь не умирают… У нас созданы превосходные лекарства, к тому же помощь была оказана достаточно быстро. Так что не волнуйтесь… Хотя, конечно, это большое несчастье! — Сагава чуть заметно вздохнул, постукивая пальцем по столу.

Однако последствия оказались совершенно неожиданными и потрясли нас до глубины души. В эту же ночь Абэ отравился сулемой.

— Экий глупец, надо же было ему совершить такой скандальный поступок… Мужчина, а испугался за свою внешность… — переговаривались лаборанты.

Их слова болью отзывались в моем сердце. Конечно, Абэ покончил с собой не просто из боязни стать некрасивым. Безрадостная жизнь в отряде создавала благоприятную почву для самоубийства в минуту отчаяния. Случившееся с Абэ несчастье было лишь последней каплей, переполнившей чашу его отчаяния и разочарования в жизни. А мы? Разве нас, кого он навсегда покинул, не подстерегала такая же беда? Мы чувствовали себя, как осужденные, медленно поднимающиеся по ступенькам лестницы на эшафот, и нас страшило грядущее будущее. Оставалось лишь утешаться тем, что нас будут чтить, как погибших в бою.

После смерти Абэ нас долго мучили сомнения. Действительно ли это было самоубийство? Почему он пошел на это? Может быть, его просто не стали лечить, чтобы в случае неудачи не подорвать репутацию врачей в отряде?

Нам очень хотелось узнать подробности, но расспрашивать мы не смели, и увидели Абэ только в гробу завернутым в белую простыню.

Усыпальница героев находилась как раз перед входом в общий отдел. Еще с того времени, когда наш отряд носил название Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии, там хранились таблички с именами более трехсот человек, погибших на фронте или в результате заражения в лабораториях. На возвышении, похожем на большую эстраду, площадью сто двадцать — сто пятьдесят квадратных метров тесными рядами стояли большие фотографии в черных рамках.