Акияма Хироси - Особый отряд 731

Применялись и другие способы заражения населения. Чумные бациллы помещали в пробирки, которые затем бросали в колодцы и водоемы. На обочинах дорог «теряли» автоматические ручки, в колпачки которых были помещены возбудители чумы. Переодевшись в платье китайских крестьян, члены диверсионных групп ходили по деревням и раздавали детям сладкие пирожки с «начинкой», то есть зараженные чумой. Особенно страшным является заражение колодцев. В Маньчжурии колодцы являются основным источником снабжения водой. В некоторых ее районах лишить население колодцев — все равно, что вынести ему смертный приговор.

Если в кровь попадает большое количество вирулентных чумных бацилл, то возникает общее заражение крови и человек умирает. При заболевании чумой у человека возникает жар, чередующийся с сильным ознобом, начинается сильная рвота, глаза наливаются кровью, ноги заплетаются, как у пьяного, речь становится невразумительной. Происходит воспаление лимфатических узлов, а вследствие высокой температуры начинает сохнуть кожный покров. Затем в тканях, окружающих лимфатические узлы, развивается воспаление и из-за подкожных кровоизлияний кожа темнеет. Болезнь длится обычно не больше недели, затем, как правило, наступает смерть. Наблюдались случаи, когда старики и ослабленные болезнью умирали гораздо раньше, еще до воспаления лимфатических узлов.

Все деревни, где вспыхивала эпидемия чумы, обычно сжигались дотла. В некоторых случаях вирулентность чумных бацилл была слабой и болезнь принимала затяжной характер: опухоль лимфатических узлов опадала и наступало как бы полное выздоровление, но через двадцать с небольшим дней болезнь вспыхивала с новой силой.

Учитывая коварный характер чумных бацилл, все члены диверсионных групп, возвращавшиеся с задания, изолировались от окружающих. Они в течение нескольких дней проходили строгий карантин вне расположения отряда, а их одежда тщательно проверялась и подвергалась соответствующей обработке.

Хаясида вернулся с гауптвахты через десять дней. Он остановил меня, когда я выходил из столовой после ужина.

— Извини меня, я виноват перед тобой… Действительно, не стоило тогда связываться.

— О, как хорошо, что ты вернулся! Ведь я все время только и думал о том, что теперь с тобой будет.

— И я тоже много думал в тот вечер о том, как быть? Но, понимаешь, поступить иначе я не мог. Ведь я обещал, и мне было неприятно даже подумать, что меня могут посчитать трусом. Все уже было согласовано. Я должен был уронить учебную винтовку, это было сигналом.

Так начал свой рассказ Хаясида. Судя по его рассказу, дело было так.

В тот вечер Комия дежурил. Было решено, что, когда он будет делать обход, Хаясида подаст сигнал. Приближался решающий момент. В казарме царила мертвая тишина. Все, за исключением «заговорщиков», спали. Хаясида, притворяясь спящим, держал в руках один конец шнура. Другой конец был привязан к прикладу учебной деревянной винтовки, которая стояла в пирамиде. Замысел Хаясида был прост: он потянет за шнур, винтовка упадет, и это будет сигналом. Услышав шаги Комия, он несколько растерялся.

— Ишь, притворились, что спят, — насмешливо сказал Комия, поровнявшись с койкой Хаясида.

«Чего же я жду?» — мелькнула у Хаясида тревожная мысль, и он дернул шнурок. Винтовка с грохотом упала на пол.

— Что?.. Что такое? — закричал Комия, еще не понимая, что случилось.

Несколько человек, напряженно ожидавшие сигнала, вскочили с постелей и стали расхватывать из пирамиды учебные винтовки.

— Бей! — крикнул кто-то и ткнул прикладом в Комия.

— Мерзавцы! Вы что, бунтовать?! — дико заорал тот.

— Не шуми! Мы тебе сейчас не солдаты!

Обезумевший от ярости Комия, на которого со всех сторон сыпались удары, схватил одну из стоявших в углу боевых винтовок и стал неистово размахивать ею.

Караульные прибежали уже после того, как Комия, выплевывая выбитые зубы, с окровавленным лицом выскочил вон. Когда был наведен порядок, Хаясида и другие участники ночного происшествия, очутившись на гауптвахте, упали духом. Но случилось так, что в самом начале расследования на первый план неожиданно всплыл вопрос о пехотной винтовке образца 1905 года, которой потрясал Комия. На боевом оружии был поврежден государственный герб — хризантема. Вероятно, Комия в припадке ярости задел винтовкой за печку. О том, что произошло в отряде этой ночью, было известно только военному министерству и командованию Квантунской армии. От войсковых частей этот факт держали в строгой тайне. По указанию начальника отряда дело было прекращено, и все участники расправы с Комия вернулись в свою группу. Начальником группы вместо Комия был назначен наш бывший вербовщик Накано. Комия перевели в один из филиалов отряда.

Закончив свой рассказ, Хаясида на некоторое время задумался, а потом, как бы подводя итог, заключил:

— Да, но мы от этого ничего не выиграли, наоборот… За нами теперь будут следить. Что ни говори, но мне почему-то неловко перед товарищами. Они задумываются: не останется ли все по-старому? У меня тоже нет никаких надежд на будущее. Я уже примирился с мыслью, что всю жизнь придется возиться с крысами и мышами.

— Что делать? И я в таком же положении. Но не надо падать духом. Давай-ка прогуляемся лучше, забудем на время обо всем. Не хочешь пройтись к аэродрому? — предложил я, желая перевести разговор на другую тему.

Я не знал, как отвлечь Хаясида от грустных мыслей, и, словно автомат, то и дело повторял:

— Забудь, забудь, не думай ни о чем!

Мы не спеша направились в сторону аэродрома, но вдруг Хаясида остановился.

— Знаешь, вот я сейчас осмотрелся вокруг, и мне так захотелось бежать из этого ада. В душе я сознаю, что это невозможно, но у меня скверный характер: не успокоюсь, пока не выполню то, что задумал.

Я был поражен. Мысль о побеге не раз мелькала и у меня. Но каждый раз я убеждал себя, что нужно во что бы то ни стало преодолеть этот соблазн. И вот именно из-за того, что я все время старался избавиться от этого соблазна, меня неотступно мучила мысль, что когда-нибудь благоразумие изменит мне.

Мы с Хаясида до позднего вечера просидели в садике на скамье. С наступлением вечера на смену дневной жаре пришла вечерняя прохлада. Беседа наша шла вяло, но мы были только вдвоем, и одно это было для нас каким-то умиротворением. В расположении учебного отдела раздался сигнал отбоя. Мы встали и распрощались. Проводив взглядом Хаясида, я поспешил в свою казарму.

Остановившись у входа в комнату, я услышал язвительный голос Оми. Войдя в помещение, я увидел Морисима и Кусуно, которые стояли на коленях, почтительно слушая начальника. Хаманака еще не вернулся.