Михаил Ишков - Кортес

— Сеньор Альварадо, — тихим голосом приказал капитан-генерал, извольте распорядиться, чтобы все, что было унесено из селения, было немедленно собрано. Пленных привести сюда — надеюсь, никому не пришло в голову нанести ущерб женщине?

— Да что вы? — развел руками обескураженный Альварадо, почуявший неладное.

— Сами отправляйтесь на корабль под домашний арест. На двое суток… В следующий раз на вас будет произведен вычет в счет вашей доли добычи. Мы сюда явились не за ковриками и курами! Ступайте!..

Подобный нагоняй на славного офицера, ветерана похода Грихальвы, произвел неприятное впечатление. Тут ещё Кортес приказал подвергнуть телесному наказанию матроса, которого уличили не только в краже шматка сала у одного из солдат, но и в присвоении запеченной на углях трофейной курицы. Молодежь начала шушукаться, однако ветераны помалкивали. На все вопросы, возмущенные замечания новобранцев, они только пожимали плечами, как бы говоря — поживем-увидим. Однако туземные коврики, золотые безделушки из низкопробного золота, две старика и индейская баба были доставлены быстро и беспрекословно.

Вот когда Кортес не смог сдержать гнев — выругался длинно и витиевато. Он едва удержался, чтобы не пнуть ногой толмача Мельчорехо. И пнул бы, если бы не решил, что это нанесет ущерб его чести. Неудача с этим тупицей связывала его по рукам и ногам. Без языка, в чужой стране, среди чуждого народа, способного строить такие города — это была настоящая беда! Мельчорехо и старики-туземцы изъяснялись на одном языке, однако в изложении Мельчорехо понять, что лопотали трясущиеся от страха — оба в набедренных повязках с пропущенными вперед концами материи — индейцы можно было с трудом. В основном изъяснялись на языке жестов, таким способом дон Эрнандо и сам мог объясниться с пленниками. Кое-как удалось втолковать старикам, что бородатые люди хотят мира и желают поговорить с их вождем. Пусть старики и женщина возвращаются к своим и заберут все, что было по недоразумению взято в поселке. Кроме кур… Кортес с сожалением развел руками — кур уже не вернешь. Поздно… Как же объяснить? Он сказал, обращаясь к переводчику — скажи, что кур уже съели. Тот, постоянно заискивающе и жалко улыбавшийся, вдруг расцвел и принялся с грозным видом что-то объяснять местным жителям. Те принялись кивать, потом один из них робко взглянул на капитан-генерала и робко развел руками. Точь-в-точь, как Кортес. Тот вздохнул с облегчением — хвала Господу, договорились!

Также через пень колоду приходилось объясняться и с местными касиками, которые сначала по одиночке, потом группой — видно, собрались со всей округи — пришли в лагерь испанцев. Кортес между тем вызвал Берналя Диаса и приказал ему заняться с Мельчорехо кастильским. Серьезно заняться, чтобы можно было понять, что он там талдычит… Так вышло, что Берналь стал присутствовать и при беседах с касиками. После одной из них дон Эрнандо собрал ветеранов и спросил, как понять постоянно упоминаемое вождями в разговоре слово «кастилан»?

— Надо расспросить обо всем подробно. Завтра, как хотите, а надо выяснить — нет ли в здешних местах испанцев.

По утверждениям вождей, действительно по ту сторону пролива в неволе находятся бородатые люди, которые называют себя «кастилан». Их даже можно выкупить, они со своей стороны готовы послать пирогу на север, к мысу Каточе, откуда посуху можно добраться до сильномогучего царя тех мест, который дал приют испанцам. Дон Эрнандо тут же распорядился послать к этому мысу каравеллу под командованием Диего де Ордаса, которому предписывалось дождаться томящихся в рабстве соотечественников.

Между тем лагерь заметно обустроился, оброс подобием ограды, артиллерийскими позициями, кузней, столяркой, плотницкой, загоном для лошадей. В сопровождении небольшого отряда солдат и местных вождей дон Эрнандо приступил к обследованию острова. Особенно его интересовали языческие капища, представлявшие из себя ступенчатые пирамиды, которые ему довелось наблюдать на побережье Юкатана. Остров Косумель считался у местных индейцев, чем-то вроде святой земли, куда совершали паломничества не только обитатели Юкатана, но приплывали из более отдаленных мест. Например, оттуда — и Мельчорехо махнул в полуденную сторону и тут же испуганно добавил, что золото там вообще не водится. Там джунгли, болота, широкие реки… Потом он кое-как растолковал капитан-генералу, о чем говорили местные жрецы. Вот этот храм — Мельчорехо указал на самую высокую пирамиду — выстроен в честь великого бога Кукулькана. Это был славный вождь, который после смерти обернулся в «Пернатого змея». Чтобы оказать почести этому могучему господину, здесь и собрались люди. Ужасное суеверие, возмутился Кортес. Господь — один, поклоняться следует только животворящему кресту. Сокрушить, приказал он солдатам, мерзкое капище и немедленно! Патеры Ольмедо и Диас всполошились, начали призывать к благоразумию, пытались убедить командующего, что не следует рубить с плеча. Акт веры есть дело добровольное, результат просвещения. Что прежде надо начать с детишек. Крещение — это великое благодеяния для заблудших душ, великое таинство, и может состояться только с их полного согласия и готовности причаститься святой истине. Неразумное рвение не угодно Богу. Глупости, не согласился с ними Кортес, я сам им все объясню. Битый час он с помощью Мельчорехо пытался втолковать перепугавшимся сначала, а потом все более испытывающим интерес индейцам, что такое Пресвятая Троица, Отец и Сын и «Espiritu Santo» — «Святой дух». По его приказу из лагеря доставили изображение Богоматери с младенцем на руках. Индейцы толпами полезли к иконе. Каждый хотел потрогать её руками, Кортес между тем все вещал. Указывая на младенца, назвал его Спасителем, который претерпел за всех нас. И за вас тоже — он обвел рукой многочисленную толпу полуголых, восхищенно разглядывающих картинку людей. Тут же шустрые ребята из новобранцев взобрались на вершину пирамиды, преодолевая брезгливость — все вокруг было испачкано запекшейся человеческой кровью — скинули вырезанную из камня змею с крылышками. Кортес, падре Ольмедо и Диас осенили крестным знамением ахнувшую толпу. Кое-кто даже в страхе присел на землю, ожидая мгновенного и неотвратимого наказания, которому могучий Кукулькан подвергнет незваных пришельцев. Однако небо по-прежнему ласково посматривало на своих сыновей, солнечные лучи поигрывали в листве, ветерок совсем стих, и в наступившей тишине послышался топот. Толпа раздалась и к Кортесу подбежал вестовой.

— Ваша милость, ваша милость! — с несказанной радостью на лице выкрикнул он. — Каравелла сеньора Морлы вернулась!..