Виктор Белаш - Дороги Нестора Махно

Куриленку возразил Бондарец, упрекая его в советской службе. За Куриленко вступился Миронов [823] МИРОНОВ — донской казак, красный повстанец в 1918 г. В махновщине с июня 1919 г. Анархист Новоспасовской группы. С сентября 1919 г. по декабрь 1920 г. — начальник штаба 2-го корпуса Азовской группы. Брат командарма 2-й Конной красной армии Ф. К. Миронова. — начштаба 2-го Азовского корпуса, бывший коммунист. Он говорил:

— Успокойтесь, товарищи, пожалейте, бывших повстанцев, не поднимайте заварухи. Большевики сами осознали, что террором социализма достигнуть невозможно, и мы видим, что в уезде репрессии начали ослабевать. Упрекать в советской службе не следует, ибо не порок. Чем больше наших товарищей будет на этой службе, тем легче нам удастся изнутри двинуть 3-ю анархическую революцию.

— Это мечта деревенского собственника, — вспылил Долженко, — крестьянское кустарничество и отживший метод борьбы. Взорвать изнутри Советскую власть, значит продлить борьбу внутри пролетарских групп города и деревни. В конце девятнадцатого года нам достаточно надоело фразерство синдикализма. Эта идея показала себя обратной стороной, и пролетарские массы нас бросили на съедение зарвавшимся красным комиссарам. Мало того. Штарм и Реввоенсовет показал абсолютное банкротство в деле организации индустриального пролетариата и социализации богатств в свободных городах. А величайший в мире «помпадур», этот батько, со своими гуляйпольцами, что они делали? Тогда перед ними стоял вопрос жизни и смерти. Большевики подходили все ближе и ближе. Вы знали наше отношение к ним и, вероятно, чувствовали, что расправа над повстанчеством будет тем пунктом, у финиша которого мы находимся. Что делал штаб для того, чтобы предотвратить кровопролитие? Вместо концентрации армейских корпусов, представляющих военную силу, с которой красное командование должно было считаться и неизбежно подписало бы союзный договор, предоставив нам независимую территорию, штарм эту силу раздробил. Он не старался даже позаботиться о несчастных больных и, бросив их на растерзание, сам ушел в Гуляйполе. Он не мог отстоять независимое существование армии, и масса была разочарована. Теперь она скрывается, и вряд ли гуляйпольцы смогут ее разбудить, конечно, если им не помогут своим террором большевики.

Бряцать оружием или входить нам во властнические организации с целью взорвать их изнутри, было бы весьма позорно и недостойно. С ними надо примириться раз и навсегда. Священной обязанностью теперь надо считать вопрос организации свободных коммун в советских условиях. В этом мы имеем достаточно опыта и должны показать деревне как можно устроить коллективную жизнь. Пусть даже эти коммуны будут нести обычное бремя государственных налогов, подчиняться власти. И тогда они будут расти, завлекая к себе материальной выгодой крестьян-автономистов. Как вы знаете, крестьянина-автономиста обыкновенно принято называть кулаком, собственником, только способным эксплуатировать середняка и батрака. Мы же, анархисты, иначе на него должны смотреть. Вы знаете, что крестьянин, владеющий маленьким клочком земли, едва сводил концы с концами в дореволюционное время. Он влезал в долги и становился добычей ростовщика — торговца скотом, землей; векселя разоряли его больше, чем тяжелые налоги, взымаемые государством. Теперь крестьянину стало не легче. Прогнав помещика, торговца и урядника, он очутился с глазу на глаз с промышленным пролетариатом и руководительницей революции — компартией. Вся земля и недра ее, а равно орудия производства, очутились в руках государства, объявившего на все монополию. И мелкий собственник бьется в изнеможении и, если он еще носит имя собственника, то, в сущности говоря, он является рабом общего экономического застоя и своей автономности, он арендатор. В былое время он не мог конкурировать с паршивеньким помещиком. Теперь, тем паче, он не может жить по-старому. Чтобы он мог пользоваться урожаем и соперничать с совхозами, которые начнут возделывать землю с помощью машин, он должен будет иметь капитал, позволивший бы ему внести в обработку своих клочков земли усовершенствование. Не имея основного капитала, возделывать землю, положительно, невозможно. Хозяйство расстраивается, лошадь стареет, корова перестает давать молоко, плуг притупляется: надо заменить, починить. Для этого нужно несколько тысяч рублей, а их никогда не достать крестьянину-автономисту.

Поэтому надо проповедовать коллективизм, которому большевики выдали вексель чуть ли неприкосновенности и массу привилегий. Мы должны оружие сдать в музей революции и организовать хотя сколько-нибудь свободных коммун, повторяю, в советских условиях. Стремиться к власти было бы не анархическим актом, а восставать против нее изнутри или извне, значит, надо стать махровым контрреволюционером.

— Да ты, Иван, совсем заговариваешься, — возразил Вдовиченко. — У тебя, вероятно, температура, к врачу не надо? Как можно организовывать коммуну, когда нос не показывай, когда за тобой, как за зайцем, охотятся красные стрелки. Одно дело говорить, другое — делать! Бряцать оружием сейчас не хорошо, но что нам делать, когда нас лишают самого дорогого — жизни... нас убивают?..

По-моему, село надо подчинить политической и экономической самозащите, надо организовать сопротивление.

Сидящие в хате, знакомые нам по второму махновскому съезду, поддержали Вдовиченко и готовы были предоставить в его распоряжение сыновей и лошадей. Но большинство придерживалось позиции Долженко. Было решено сидеть в подполье, ожидая пока выяснится положение на деникинском фронте, откуда слышалась орудийная канонада.

16-го февраля 1920 г. от Павловского прибыл разведчик. Он говорил, что 4-й Крымский корпус рассыпался по домам после того, как красные части (3-я, 45-я, 46-я стрелковые и 8-я, 11-я конные дивизии) начали обезоруживать полки, а командиров расстреливать.

— Вечером 8-го января мы заняли г. Мелитополь, — говорил он. — Слащев драпал на Сальково. Павловский подходил к Перекопу и Николаеву. Вдруг 11-го января прибыли красные войска и набросились на наш 15-й полк. Я с Володиным оторопели и с конной разведкой бежали к Павловскому. Кроме 15-го полка, погибли еще два: 16-й пехотный Чайки и Крымский конный.

В Чаплинке мы встретились с Павловским и не знали, что делать, штарма не поступало никаких распоряжений, и места его пребывания никто не знал. Тут же мы решили ударить на Перекоп и уйти в Крым.

20-го января мы заняли Перекоп и Армянский базар, где противника почти не было. Продержались там до 23-го, но вновь пришли красные пс командой Эйдемана и начали нас обезоруживать. А из Крыма Слащев начал напирать. И мы — кто куда. Володин с сотней конницы пробился через Слащева и ушел с Прочаном [824] ПРОЧАН — кулак Екатеринославской губернии Криворожского уезда. В махновщине с 1918 г., боевой командир роты, сотни, батальона и полка. Анархист. Расстрелян в 1921 г. в Крымские горы, а мы с Павловским и двумя полками пробились к Днепру. Вот и теперь они сидят в плавнях и послали меня к вам. Что делать? — спрашивал разведчик.