Виктор Наумов - Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников

Посольство вступило в город, где его ждала торжественная встреча с музыкой, пушечной пальбой, приветственными речами и почетным караулом, 31 марта.

Петр I наблюдал эту церемонию как рядовой волонтер, по возможности сохраняя инкогнито. Он остался вполне доволен первыми днями, проведенными на берегах Балтийского моря. «Приняты господа послы с великою честию», — сообщил он в письме своему другу Андрею Виниусу (младшему). В конце марта на Двине начался ледоход, и река широко разлилась, что задержало русское посольство более чем на неделю, вопреки первоначальному намерению Петра тронуться в путь как можно раньше. В течение девяти дней вынужденного бездействия государь и его спутники имели много случаев убедиться, что шведы и лифляндцы вовсе не так гостеприимны, как им показалось вначале. Миссию, которую подобало разместить во дворце, расселили по простым домам. «Здесь мы рабским обычаем жили и сыты были только зрением», — с негодованием писал царь Виниусу. Посольство не получало от местных властей ни еды, ни фуража, ни денег для покупки самого необходимого. Напротив, пришлось дорого платить за постой, продовольствие и переправу через Двину. Для покрытия неожиданно больших расходов путешественники вынуждены были за бесценок продать сани, на которых выехали из Москвы. Вместо них были приобретены кареты, повозки и телеги для багажа. Впрочем, нарекания царя и его спутников в адрес лифляндского губернатора Эриха Дальберга не вполне справедливы: в Лифляндии тогда свирепствовал голод, и местным властям было трудно поставлять необходимое число лошадей и экипажей для 250 человек. Кроме того, со стороны русского правительства не было сделано своевременного извещения о точном времени путешествия и числе едущих ( 21).

Наконец, 8 апреля негодующий Петр в сопровождении самых близких лиц покинул негостеприимную Ригу. Через два дня тронулись в путь великие послы со своей свитой. Путь их лежал в Митаву ко двору курляндского герцога Фридриха Казимира, где их ожидали роскошные приемы, изобильные пиры, торжественная аудиенция. Посольство находилось на полном обеспечении и ни в чем не испытывало недостатка: митавские власти охотно выдавали деньги на наем жилых домов и других необходимых помещений, а также на приобретение съестных припасов и напитков. Особенно много средств тратилось на вино и водку.

Курляндский герцог и Франц Лефорт оказались давними приятелями: в молодости они вместе состояли на голландской службе и бок о бок сражались против французов. Бравый Франц Яковлевич очень приглянулся местной знати. Курляндский барон Бломберг, справедливо называя его фаворитом Петра I, писал в мемуарах: «Я нашел, что фаворит — человек очень разумный, приветливый и привлекательный… это настоящий швейцарец по чести и храбрости и особенно по умению выпить. Однако он никогда не дает вину одолеть себя и всегда сохраняет обладание рассудком… Он старается сообщить своему господину благородные чувства и внушить ему смелые, обширные и великие планы». Бломберг донес до нас яркие детали пребывания русского посольства в Митаве: «Везде для них держали открытый стол и развлекали их музыкой и игрой на трубах. Повсюду это были пиры, на которых чрезмерно пили, как будто его царское величество был вторым Бахусом. Я никогда не видел таких питухов… Несомненно, эти излишества воспрепятствуют успехам замыслов, ради которых предпринято путешествие» ( 22).

Вследствие непогоды царь был вынужден задержаться в Митаве на несколько дней. Скрывая нетерпение, он ходил по кабакам и пил вместе с портовыми моряками, принявшими его за русского капитана, которому царем было поручено вооружить корсарский корабль ( 23).

Первую большую остановку Великое посольство сделало в курфюршестве Бранденбург (в 1701 году стало Прусским королевством). 20 апреля Петр I покинул Митаву, чтобы морем отправиться во владения курфюрста, в Кенигсберг. Посольство двинулось туда же сухим путем. Маршрут русского государя лежал через курляндский порт Либаву, где он был вынужден задержаться из-за непогоды на неделю. За это время он осмотрел все достопримечательности города и окрестностей. В одной частной аптеке его внимание привлекла заспиртованная саламандра. О знакомстве с этим невиданным экспонатом царь с восторгом рассказывал в письме Виниусу: «…сулемандра в стеклянице, в спирту, которую я вынимал и на руках держал» ( 24).

Второго мая купеческое судно «Святой Георгий» с русскими путешественниками на борту (Петра сопровождали волонтеры, а также солдаты охраны) отплыло из Либавы в Кенигсберг. Приятная морская прогулка заняла три дня, и 5 мая корабль бросил якорь на рейде Пилау — порта и крепости бранденбургского курфюрста Фридриха III. Через два дня царь и сопровождавшие его лица прибыли в Кенигсберг. Курфюрст немедленно послал своего церемониймейстера приветствовать «высокую персону». Первая тайная встреча царя и курфюрста состоялась 9 мая около десяти часов вечера. Они провели в дружеской беседе довольно много времени. Поскольку Петр хорошо говорил по-немецки, переводчик не понадобился, и два государя могли общаться с глазу на глаз. Царь от души поблагодарил Фридриха за присланных им в Россию офицеров-артиллеристов, которые оказались весьма полезны под стенами Азова.

В ожидании прибытия посольства Петр I совершенствовался в «бомбардирном искусстве». Его учителем был главный артиллерист и инженер Пруссии подполковник Штейтнер фон Штернфельд, который выдал своему державному ученику аттестат на имя «московского кавалера» Петра Михайлова, отметив, что тот выказал «высокопохвальное рвение… не только в теории науки, но и в практике; в том и другом случае в непродолжительное время к общему изумлению он такие оказал успехи и такие приобрел сведения, что везде за исправного, осторожного, благоискусного, мужественного и бесстрашного огнестрельного мастера и художника признаваем и почитаем быть может» ( 25).

Между тем к Кенигсбергу приближались великие послы со свитой. 18 мая они торжественно въехали в город. Великолепная церемония приема русского посольства, устроенная курфюрстом в стиле версальского двора, состояла из семнадцати отделений и поражала пышностью и блеском. По улицам маршировали полки прусской гвардии в красных и зеленых мундирах, ехали десятки карет, запряженных цугом по четыре и шесть лошадей, за ними шли трубачи и литаврщики, игравшие марши; за музыкантами следовали придворные чины и кавалеры в роскошных камзолах [6], блиставших серебряным шитьем, галунами [7], лентами и перьями. Город встречал русских послов орудийным салютом. Царь и курфюрст с большим удовольствием наблюдали за действом через высокие окна кёнигсбергского замка.