Лев Канторович - Кутан Торгоев

Ночью приехал Кара-Мурун. Он приехал только с одним джигитом. Бешеным галопом ворвались они в становище. Подскочив к юрте Джантая, Кара-Мурун выстрелил в воздух и пронзительно свистнул. Джантай вышел навстречу, Кара-Мурун был страшным человеком, с ним нужно было считаться, и даже Джантай побаивался его. Огромного роста, сутулый, с кривыми ногами и длинными, как у обезьяны, руками, Кара-Мурун был необычайно уродлив. Лицо его было обезображено сифилисом, нос сгнил и провалился. От этого он и получил свое прозвище - Кара-Мурун, черный нос. Никто не знал его настоящего имени. К нему шли самые отчаянные из басмачей. Грабежи его всегда были связаны с самыми зверскими, бессмысленными убийствами и насилиями. Он никого не боялся. Болезнь мучила его, разрушала его тело и мозг. Он был почти безумным.

Всю ночь пировали басмачи.

Утром приехал последний, кого ждал Джантай, - молодой Айдарбеков Кулубек. Он недавно пришел со своей бандой из Китая. Он привез Джантаю прекрасную скорострельную винтовку. Джигиты Кулубека были неразговорчивы, хорошо одеты и отлично вооружены. Их было сорок человек.

Джантай приказал зарезать много баранов. В огромных котлах варилось мясо для джигитов. Кумыса было сколько угодно. Джигиты пили и ели. Жиром лоснились лица. Густой дым от костров подымался прямо вверх, пахло мясом. Ржали лошади, кричали верблюды и блеяли овцы.

В юрте Джантая начался совет вожаков. Джантай велел жене уйти из юрты. У входа, снаружи, сидел Алы с заряженным ружьем на коленях.

Внимательно оглядев всех, Джантай заговорил спокойно и тихо:

- Настало время нам исполнить то, о чем сговорились мы. Настало время подготовить все и поднять людей против урусов, против большевиков, против пограничников. Год этот плохой был, хлеб летом на полях сгорел, а зимой морозы были, и хлеб тоже погиб. Много скота зарезали люди - мы подговорили их, - и немало скота помог нам аллах в горы угнать. Люди голодны, а голодных легко на восстание поднять. Но у пограничников хорошие кони и ружья, и новый начальник их - хитрый и храбрый человек. Вы все уже успели узнать его. Может быть, только ты, почтенный Кулубек, еще не знаешь о нем, но ты можешь верить нам... И вот, я говорю вам, джигиты, что винтовка и кинжал никогда не сильнее, чем хитрый ум и спокойное сердце...

Джантай замолчал и еще раз оглядел всех. Басмачи сидели не шевелясь, лица их были неподвижны и спокойны. Снаружи доносились крики джигитов, нестройные песни и ржание лошадей.

- Я послал начальнику пограничников, - совсем тихо, почти шепотом продолжал Джантай, - своего человека с письмом. Я писал, что хочу мира с русскими, что хочу выйти к ним. И пограничники согласились на мир со мной. Их начальник отпустил моего человека и прислал мне ответ. Он написал мне, чтоб я распустил моих джигитов, чтоб они приехали в Каракол и чтоб я приехал сам. Он написал мне, что хорошо примет меня. И некоторые из моих джигитов уже поехали в Каракол. Они поселятся в аулах и будут ждать, пока я позову их, и будут звать людей идти вместе с ними. Я сам пойду к пограничникам, и люди увидят, какой почет урусы оказывают Джантаю Оманову, и люди поверят мне еще больше, чем верят теперь, и мирные аулы пойдут за мной, когда я позову их. Я подыму восстание, а вы тогда ударите на пограничников с гор, и аллах поможет нам, и мы победим и получим власть и богатство.

Джантай кончил. Курбаши долго молчали. Потом выступил Кулубек. Он сказал, что Джантай мудр и план его верен, и что по ту сторону границы есть люди, которые помогут, если будет нужно, и оружием и деньгами. Потом выступил Касым. Он сказал, что нужно бить кзыл-аскеров на их заставах, и предложил подготовить налет на заставу Зындан. Касым хотел руководить, он был гордый человек, и потребовал, чтоб ему подчинился Кара-Мурун со своей шайкой. Кара-Мурун рассвирепел и схватился за кинжал. Джантай не любил Касыма, но теперь было не время ссориться, и Джантай успокоил Кара-Муруна. Решено было, что на заставу нападет шайка Касыма, а Кара-Мурун ударит на аул рядом с заставой.

Потом говорили другие курбаши. Только вечером кончился совет. Все было решено, план был принят всеми.

В час вечерней молитвы Джантай вышел из юрты, и остальные вышли за ним. Обратясь к востоку, все стали на колени и совершили намаз. Джантай молился долго - он был набожным человеком, - и никто не встал с колен раньше его.

Ночью басмачи снялись и разъехались в разные стороны. Когда взошло солнце, на месте становища остались только круглые следы юрт да остывший пепел костров.

4

Шесть лет минуло с тех пор, как Кутан послушался Алы и вернулся к басмачам. Шесть лет каждое слово Джантая было законом для Кутана. Шесть лет Джантай был хозяином его судьбы. Джантай посылал Кутана, вместе с беднейшими джигитами, охранять караваны контрабандистов, которые шли через Кую-Кап. Джигиты бились с пограничниками. Контрабандисты платили за это скотом, опием и деньгами, и Джантай богател. Джигиты жили почти так же, как пастухи.

За шесть лет Кутан мог по пальцам пересчитать, сколько раз он наедался досыта.

Кутан жил с матерью и сестрой. Брат пас стада Джантая. Юрта Кутана была из старой, дырявой кошмы, ветер свистел в ней, и бедность никогда не покидала Кутана.

Кутан по-прежнему был силен и вынослив, но мозг его как-то отупел: он боялся Джантая, боялся уйти из банды, боялся пограничников; он был молод, и все, кто был старше, обращались с ним как с животным. У него не было товарищей, он был одинок и молчалив. Глухая злоба росла в нем.

Однажды Алы подъехал к юрте Кутана и приказал ему сниматься и кочевать вниз, в родной аул Ак-Булун, поселиться там и ждать, пока Джантай не позовет его. Алы сказал, что русские не тронут Кутана, что Джантай заключил мир с пограничниками, да никто и не знает, кто такой Кутан.

К вечеру этого дня Кутан двинулся вниз к Караколу. Мать и сестра ехали на лошади, тощий верблюд тащил сложенную юрту. Кутан пешком шел сзади, погоняя верблюда. За перевалом они догнали еще несколько семей: джигиты получили приказ кочевать к Караколу, и никто не смел ослушаться Джантая.

Кутан дошел до аула Ак-Булун. Теперь в ауле жили люди, но много было пустого места и развалившихся дувалов. Кутан остановился с края селения, возле ручья. Мать и сестра расставили юрту. Свободной земли было много, и Кутан вспахал маленький участок и засеял ячменем. Есть было нечего, семья Кутана голодала, но Джантай был далеко, и Кутан чувствовал себя почти свободным. Он повеселел и начал петь во время работы.

Через месяц пограничники приехали в Ак-Булун, и их начальник пришел в юрту Кутана, осмотрел все вещи и нашел три куска маты.* Кутан подумал, что теперь кзыл-аскеры арестуют его, но даже не пытался бежать: он решил покориться судьбе. Начальник кзыл-аскеров был низкого роста, веселый краснолицый человек.