Вильям Похлёбкин - Кто был первым в Европе военным атташе

Все это вместе взятое побудило шведских государственных деятелей и дипломатов приняться за более серьезное изучение проблемы пленных шведов в России и с этой целью просить царя о разрешении ознакомиться с положением пленных шведов на месте. В конце–концов стороны договорились: вопрос о репатриации шведских пленных из России был решен практически, путем создания в Москве постоянной военной миссии — своего рода военного атташата во главе с военным комиссаром, полковником Адольфом Эвершёльдом (также именуется в русских дипломатических актах и статейных списках Эбершильдом [1] Разница эта с точки зрения русского языка «небольшая» и как будто бы обнаруживаемая лишь в произношении, с точки зрения шведского — колоссальная, ибо речь может идти о совершенно различных фамилиях, а следовательно, и о разных исторических личностях. ).

Шведская военная миссия работала в Москве с 10 апреля 1663 г. по 16 июня 1665 г. и регистрировала шведских пленных, оказавшихся в разных районах России, то есть выявляла их местожительство, устанавливала возраст, фамилию, звание, реальное семейное положение и материальные условия, а также занималась прямым приемом тех шведов, которые разными путями добирались до Москвы, узнав о существовании Комиссии Эвершёльда. В результате часть шведов добровольно осталась в России, связав свою судьбу с новыми семьями.

Считаясь первоначально военной, а не дипломатической миссией, Комиссия Эвершёльда жила на своем собственном коште. Только с 28 февраля 1663 г. был решен вопрос о придании ей дипломатического статуса, и с этого момента она стала снабжаться бесплатным царским (государственным, казенным) довольствием, транспортом и необходимой рабочей силой.

Эту дату— 28 февраля 1663 г. — и можно, следовательно, считать официальной датой, знаменующей создание в России (и тем самым в Европе) первого военного атташата, обладающего дипломатическим статусом, признанным страной пребывания.

Завершив свою текущую работу по выявлению и учету пленных шведов в России, миссия переросла в постоянный военный атташат. С 16 июня 1665 г. по 27 февраля 1667 г. она возглавлялась новым военным атташе — генералом Иоганном фон Лилиенталем. С этих пор шведские военные атташе стали назначаться в Россию только в ранге генерала или адмирала — задолго до того, как этот ранг был признан «нормальным» в отношении глав военных миссий при великих державах в XIX веке.

Швеция, таким образом, была первой державой в мире, которая практически ввела в дипломатический обиход, причем, в одностороннем порядке, миссию военного специалиста–дипломата, осуществляющего в мирное время надзор за состоянием вооруженных сил соседней державы, своего потенциального противника, опередив официальное введение этого чина в общеевропейскую дипломатическую практику почти на полтора столетия.

Конечно, сыграла тут роль шведская напористость, но все же главным провоцирующим моментом явились своеобразные условия России, без которых ни самой идеи, ни тем более практики военного атташата никогда бы не возникло. Подтверждением этого стало появление, опять–таки в России, в 90–х годах XVII в. еще одного военного атташе— на сей раз представителя дружественной России державы, который в бумагах Посольского приказа числился как «бранденбургского курфюрста генерал и воинской комиссар» [2] ПСЗ I. Т. 3: 1689—1699 гг., с. 271. . Этот дипломат–военный был послан в Москву фактически в качестве доброжелательного военного советника Русского правительства и имел своей основной задачей наблюдать за уровнем и объемом подготовки войск иноземного строя, которой занимались профессиональные наемники, в большинстве своем немцы, а отчасти и прямые земляки бранденбургского атташе. И вновь побудительным мотивом явились своеобразные русские обстоятельства и конкретная просьба царского правительства к бранденбургскому курфюрсту.

Таким образом, к концу XVII в. в России было уже два иностранных военных атташе, за которыми признали дипломатический статус и которые, правда, порознь, осуществляли весь объем функций, возлагаемых на современных военных атташе: контроль за военной деятельностью страны пребывания, за состоянием ее армии, и в случае дружественных отношений — содействие советами, консультацией или информацией укреплению военной мощи союзного государства [3].

Разница эта с точки зрения русского языка «небольшая» и как будто бы обнаруживаемая лишь в произношении, с точки зрения шведского — колоссальная, ибо речь может идти о совершенно различных фамилиях, а следовательно, и о разных исторических личностях.

ПСЗ I. Т. 3: 1689—1699 гг., с. 271.

Кстати, все необходимые документальные материалы по этому периоду были не только многократно исследованы русскими и советскими историками в архивах России и Швеции, но и почти все они опубликованы. Сошлюсь на известнейшие публикации: ЯКУБОВ К. Россия и Швеция в первой половине XVII в. М. 1897; Русско–шведские экономические отношения в XVII в. Сб. док. М. — Л. 1960. Кроме того, существовал еще дошедший до верстки, но не опубликованный сборник документов «Русско–шведские отношения в XVII в.», составленный Ю. В. Курсковым и Э. Рухмановой в 1959 году. Более того, все исследователи, работавшие в области русско–шведских отношений XVII в., от Якубова до советских историков — И.П. Шаскольского, А.И. Юхта, Е.В. Чистяковой, Ю.В. Курскова, Э. Рухмановой, равно как и их руководителей М. П. Вяткина и А. С. Кана, неоднократно просматривали, редактировали и документальные сборники, и статьи, посвященные различным сторонам отношений России и Швеции в XVII в., написанные вышеуказанными историками. Но никто из них никогда не обратил внимания на вопрос, которому посвящено данное сообщение. Ибо все они никогда не пытались выходить за пределы той узкой темы, которой была посвящена та или иная статья, а это были в основном вопросы либо торговли, либо правовых отношений (порубежные споры, перебежчики и т. д.). И именно это послужило причиной того, что исследователи прошли мимо важного исторического факта.

К тому же историки, встретив, например, имя определенного деятеля в одном обличий, а затем — в другом, не идентифицировали эти имена, а воспринимали их как совершенно различные. Так, уже у Якубова Эвершёльд упоминается под 1648 г. как Адольф Эберс, торговый приказчик шведского подворья в Новгороде. У Шаскольского и Юхта мы вновь встречаем по сути дела того же самого Эвершёльда под фамилиями Эберс, Эберсон, Эдверсон, Эбершильдт и даже Адольф Иванов, Одольф, причем, разумеется, и в различных должностях: приказчика, резидента, шведского комиссара и, наконец, шведского посланника в Москве (коим он, впрочем, никогда не был, а был главой военной миссии). То, что один и тот же человек может за четверть века сделать карьеру от приказчика до полковника и дипломата, почему–то в голову никому не приходило.