Андрей Зализняк - Новгородская Русь по берестяным грамотам

Как я уже сказал, тексты эти короткие, по 3–4 строчки. Их, на самом деле, далеко не тысяча — если не считать маленькие кусочки, то это несколько сот текстов. Это в сумме около двух печатных листов при нынешнем издании. Это совершенно ничтожная доля от совокупности древних текстов, которая хранится в российских хранилищах и библиотеках, где сотни тысяч древних книг и других документов сейчас накоплены. Конечно, от разных веков разное количество. Древние века — XI–XII вв. — не слишком много, всего несколько десятков документов. Но дальше быстро нарастает, в XVII вв. уже сотни тысяч. Так что сумма того, что сохранила история русского языка, история русской культуры, огромна, такого же масштаба, как, например, история французского языка, немецкого или английского, это из самых больших имеющихся фондов.

Что по сравнению с этим два печатных листа — каких-нибудь 20–30 страниц нынешней печати? Казалось бы, совершенно ничтожное добавление. Что можем нового узнать? Оказывается, чрезвычайно многое. Почему? По следующим причинам. Эти грамоты относятся к ранней части письменной истории России. Письменная история России, как известно, начинается с крещения России, с 988 г., значит, ей 1000 лет с несколькими годами. За эту тысячу лет до нас, как я уже сказал, доходят документы тем реже, чем глубже. Ясно, что от первых времен осталось совсем немного документов. А берестяные грамоты — это как раз первая половина этой хронологической дистанции — XI–XV вв. Позже XV в. берестяных грамот нет. Почему — это тоже отдельный вопрос.

Одна из причин состоит в том, что в это время уменьшается интенсивность писания на бересте, появляется сравнительно дешевая бумага, уже можно писать на бумаге, как сейчас, а бумага не сохраняется. А более веская причина состоит в том, что Екатерина Великая провела осушение Великого Новгорода, дренаж всей сырой почвы Новгорода на практически всей его территории, и все органические остатки в зоне, попавшей под дренаж, полностью превратились в прах. Дренаж достигает по глубине как раз примерно XVI в. Глубже XVI в., куда он не доходит, остаются старые сырые слои, где все это и сохраняется.

Я не буду долго об этом говорить, но главную причину все же укажу. Сама сохранность этих вещей: бересты, дерева, кости и прочих органических материалов — это маленькое чудо Новгорода, которое обеспечивается сыростью его земли. Сырость эта так велика, что новгородцы не строили, например, никогда подвалов. Потому что какой подвал они ни построят, он весь обязательно заполнится водой. Так что практически эти грамоты сохранялись так же хорошо, как если бы они были под водой, а это, как известно, способ обеспечить, чтобы ничего не сгнивало. Мы представляем себе, что в сырости сгниет быстрее, но это в условиях доступа воздуха. А если у вас просто под водой, тогда сохраняется так же хорошо, как если бы вообще не было никакого доступа воздуха.

Такие предметы, как органика, сохраняются хорошо в двух случаях: если имеется абсолютная сухость, как, например, в пещерах Мертвого моря, где сохранились свитки древнееврейские и пр. или если абсолютная влажность, 100 % вода. Все промежуточные значения влажности дают полное уничтожение органики, как в большинстве случаев и бывает. В Новгороде как раз благоприятная ситуация — все, что не продренировано в эпоху Екатерины, до сих пор сохраняется великолепно и может пролежать еще несколько тысяч лет. Во всяком случае, запасы на следующие раскопки у нас там остаются большие. Это маленькое отступление, почему эти грамоты сохраняются, и почему их в Новгороде много, а в других городах мало. Главным образом, по этим причинам.

Возвращаюсь к тому, почему такой небольшой объем, который составляют эти грамоты, тем не менее, многое дал для истории России. В первые века письменной истории письменность уже есть, много пишут, но существует необычайно жесткая цензура и самоцензура. Не официальная, конечно, цензура, а моральные представления общества о том, что доuлжно предавать записи на пергамене, а что не должно. Представление состоит в том, что должно предавать записи на пергамен только высокое, а все, что касается бытовой жизни, семейных отношений, торговых дел и пр. — все это низкое, все это не входит в зону, предназначенную для вечности. Поэтому практически во всех древнерусских документах XI–XIII вв., ранних веков, мы почти ничего не найдем о том, как люди жили. Мы найдем записи в летописи о событиях с князьями, архиепископами, о войнах, о мирах, но решительно или почти ничего о материальной стороне дела, о том, что они ели, какие были праздники, обряды при рождении, на свадьбе или на похоронах — все это совершенно отсутствует в древних документах.

А берестяные грамоты оказались прямой противоположностью. Это записки, касающиеся ровно той части древней жизни, которая всегда скрывалась официальной литературой, всегда считалась недостойной фиксации. Это простейшие записки внутри семьи или от хозяина дома к домочадцам, или к зависящим от него людям, которые живут на его усадьбе, или ремесленникам, которым он заказывает изготовить какие-то предметы или что-то продать, что-то купить. Т. е. обстоятельства текущей жизни являются главным содержанием этих писем. Кроме того, это обстоятельства семейной жизни, отношения между людьми, ссоры, угрозы, судебные дела и т. д. — все то, что занимало людей на уровне ежедневного существования, а не на уровне официально-праздничного бытия.

Поэтому при огромной массе литературы в чисто физическом измерении, десятки и сотни тысяч документов, по этой части не было почти ничего. И тут идут документы один за другим, которые открывают именно эту сферу, причем в очень живой драматической форме, непосредственно с именами людей, с отношениями, которые там открываются, XI–XIV вв.

Лучше я вам зачитаю, конечно, в переводе некоторые тексты, которые дадут вам представление о том, что примерно бывает. Например, грамота “От Гюргия к отцу и к матери. Продавши двор, идите сюда в Смоленск или в Киев”. Из этого ясно, что эта грамота пришла или из Смоленска или из Киева, т. е. с достаточно большого расстояния. От Киева это 900 км, так что вы понимаете, что тогдашняя почта не так плохо работала. Разумеется, это не была почта в нашем смысле, ясно, что это посылалось с оказией, с какими-то людьми, которые едут в соответствующее место. “Дешев здесь хлеб”. В Новгороде это было как раз одно из голодных лет, о чем мы много знаем из Новгородской летописи. “Если же не пойдете, то пришлите мне грамоту, как вы живы-здоровы”. Вот очень типичный текст.

Еще текст немного подлиннее. “Поклон от Домажира Якову. Я слышу, что ты говоришь. Если она тебе не угодна, то отошли сестру ко мне”. Из этого мы извлекаем понимание того, что пишет человек — брат этой сестры ее мужу, прослышав про то, что в этой семье какие-то нелады. “Я в прошлом году ее наделил [т. е. выделил ей какое-то имущество в надел] и теперь бы я ее надел и послал. А теперь я слышу, что сестра больна. Если ее Бог приберет, то пришли сына ко мне, пусть он побудет у меня за сына, и я им утешусь, а потом отошлю обратно в город. Если же не исполнишь того, то я предам тебя Святой Богородице, перед которой ты приносил клятву”. Вот текст, пожалуй, подлиннее, превосходящий среднюю длину, но очень выразительный.