Арсений Насонов - «Русская земля» и образование территории древнерусского государства

Они шли в направлении к Ловати, Волхову и Зап. Двине (?), частью Мологой и Мстой, но главным образом через оз. Шлино, а также верховьями Волги. От оз. Мстино (куда с Волги можно было подъехать и с Мологи, и с Медведицы, и с Тверцы), двигались прямо на запад р. Шлиною и оз. Шлино (где найден бочонок с 200 диргемами), а оттуда волоком в Явону, на которой у старого города Демана открыт клад с куфическими монетами {589} . Этот путь, таким образом, шел параллельно и частью совпадал с «Деманской дорогой» (помянутой нами выше на основании письменных источников более позднего времени), соединяя Поволжье с Ловатью: с Явоны шли в Полу, впадающую в Ловать почти у самого Ильменя. Верховья Волги помечены находками кладов выше Зубцова, откуда выходили к Меже и Зап. Двине или на Селигер {590} . Волжский путь шел в Болгары, к средней и нижней Волге. Не так давно в печати было высказано мнение, что он обходил ростово-суздальское междуречье Клязьмы и Волги и шел Волгою от Ярославля до устья Оки {591} . Это неверно. От Ярославля до устья Оки по Волге совсем неизвестно находок куфических монет {592} . Места от Костромского района до устья Оки были довольно безлюдными. Здесь наши памятники письменности не указывают никаких поселений {593} . Наоборот, путь через Ростовское озеро и по Нерли чрезвычайно явственно обозначен находками кладов и отдельных монет {594} . С Нерли попадали несколькими путями на Волгу, но главный из них проходил через район Ростова {595} . Места эти отнюдь не были безлюдными {596} . Можно только отметить, что в IX–X вв. славянское население, занимая места, удобные для земледелия, располагалось первоначально главным образом вдоль водных путей. Плодородная Опольщина заселялась славянами вглубь преимущественно в XI–XII вв. {597} .

Путь р. Вазузой с Волги на Смоленск не был в древнейшее время широко использован {598} . Но в первой половине XI в. путь из Смоленска Волгой был хорошо известен, судя по житию Бориса и Глеба; а в конце XI — начале XII в., как мы видели выше, был более или менее обычным. Во второй половине XI в. проникают уже в Ростовский край через землю вятичей, но только известия Ипатьевской летописи 40–50-х годов XII в. позволяют говорить, что «прямоезжая» дорога «сквозѣ вятичѣ» стала более или менее проторенной.

Итак, киевское преобладание над Северо-востоком устанавливается предположительно уже после того, как оно установилась над Новгородом. Вполне возможно, что совершилось это, как свидетельствует Комиссионный список Новгородской 1-й летописи, при Игоре, установившем дани «мерям». Напомним, что, по Константину Багрянородному, Игорь держал в Новгороде сына Святослава.

В то время северо-восточный край еще был в какой-то степени мерянским, хотя славяне количественно значительно преобладали и очень рано меряне частью слились со славянским населением, частью были им оттеснены. Нет ничего удивительного в том, что в новгородской легенде второй половины XI в. меря призывает князей-варягов совместно с кривичами и словенами: во-первых, было известно сообщение летописного свода о том, что Игорь уставил дани словенам, кривичам и «мерям», во-вторых, в Новгороде и в княжой среде знали, что меря принадлежит к числу племен, издавна плативших дань «русским» князьям, т. е. князьям Игоревой династии.

Когда «Русская земля» распространила свою «дань» над северо-восточною «страною», там уже существовал славянский «город», соответствующий старому Смоленску и старой Ладоге. Город этот — Сарское городище близ Ростова, которое археологи отожествляют с древнейшим Ростовом. Городище, расположенное на р. Саре, близ с. Диабол (Деболы), известно и по летописной записи 1216 г. в Новгородской 1-й летописи: «и быша (князья Мстислав и Владимир) на Городищи на рѣцѣ Саррѣ, у святки Маринѣ, въ великую суботу, мѣсяца априля въ 9; прииде князь Костянтинъ съ ростовьци, крестъ цѣловаша». Как видно, к началу XIII в. городище было еще не совсем заброшенным. Теперь установлено П. Н. Третьяковым, что материал слоя IX–X вв. на городище однотипен с гнездовским (старосмоленским) городищем и с соответствующим слоем старой Ладоги. О славянском происхождении Ростова свидетельствует само название, имеющее явно славянское обличие.

Вполне понятно, что древнейший летописный свод не упоминал о Ростове. Свод этот носил в значительной мере южный, киевский «областной» характер. Не упоминает о Ростове и Константин Багрянородный, что подтверждает оторванность северо-восточной «страны» от Южного Поднепровья в X в. Отношения «Русской земли» к Ростовскому краю в то время ограничивались, повидимому, получением дани. Мы знаем, что в следующем столетии Ярослав приезжал в Ростовскую землю из Новгорода {599} ; Святослав Черниговский, когда присылал своего сборщика дани, держал в Новгороде сына {600} ; Мстислав приезжал из Новгорода в Ростовскую землю {601} (сведения о Борисе в Ростове взяты, как известно, Шахматовым под сомнение). Таким образом, вероятно, что в X в. дань в «Русскую землю» доставлялась через Новгород. В новгородских летописных записях встречаем первое упоминание о Ростове (о том, что Ярослав сослал туда новгородского посадника Константина) {602} . О Ростове предшествующего времени упоминание встречаем в «Повести временных лет» — памятнике начала XII в.

Из каких источников о Ростовском крае мог почерпнуть сведения знаменитый печерский «черноризец»? Во-первых, из предшествующей летописной традиции, сообщавшей о мери, как даннице «Русской земли». Во-вторых, из рассказов ростовского епископа Исаи, вышедшего из монахов Печерского монастыря и приезжавшего из Ростова на юг, о чем мы знаем достоверно. Печерский летописец не мог не знать, какое сопротивление в Ростове оказывала языческая среда мероприятиям по христианизации края, не мог не знать о насильственной смерти предшественника Исаи епископа ростовского Леонтия, тоже поставленного из монахов Печерского монастыря. Он знал также, вероятно, что по смерти епископа Исаи Ростов был оставлен без епископа, что было не случайностью, так как следующий епископ был назначен только около середины XII в. Надо думать, что Исайя рассказывал и местные предания о языческой мери. Вполне понятно, таким образом, почему летописец написал о Ростове, что «перьвии насельници» там — меря. Надо сказать, что эти сведения не совсем лишены оснований. По наблюдениям П. Н. Третьякова, славянское сарское городище выросло на восточно-финском поселении VII–VIII вв., близ которого обнаружено и кладбище его обитателей; есть основание считать это поселение мерянским {603} . В IX–XII вв. край был славянским. Но упорное сопротивление местного населения христианизации края объясняет, почему печерский летописец помещает на Ростовском озере мерю, а на Клещине-озере — «мерю же», не упоминает о Ростове как средоточии местного славянского населения и не говорит, что здесь издревле было «свое княжение», подобно тому как он говорит о Новгороде, Полоцке, Смоленске. Зато ему пришлось разъяснить о Рюрике, родоначальнике единственно законной, по его мнению, династии, что тот посылал своих «мужей» в Смоленск, Полоцк и Ростов.