Александр Агеев - Беседы

— Практический опыт реформ, оценка их результатов во многом изменили нас и наше отношение к возможным путям развития России. Есть ли изменения в Вашей позиции и взглядах, если учитывать время, прошедшее после публикации статьи «Авансы и долги»?

— Конечно, есть. Да их и не может не быть. В 1987 году я полагался на инстинкты самосохранения правящей партии, на здравый смысл ее руководителей, особенно высшего звена. И я полагался на высокий моральный уровень, профессионализм, творческое воображение и опять-таки здравый смысл «демократического крыла» нашего тогдашнего общества. Мне казалось в те годы, что вот-вот во главе России вместе с Михаилом Горбачевым встанут люди типа Андрея Сахарова и Александра Солженицына, и все у нас тогда станет хорошо. А оказалось… А оказалось, что, во-первых, большевики в массе своей настолько зажирели, настолько утратили всякую способность думать и всякие инстинкты самосохранения, а, во-вторых, так называемые «демократы» проявили такую невероятную безответственность, жестокость и алчность, что к концу 1991 года все мои надежды на что-то разумное, щадящее для России сами собой рассыпались в прах. Кто-то, помню, пустил в то время шутку: «одна шпана сменить другую спешит, дав воле полчаса». Горькой, но, надо признать, во многом справедливой была та шутка.

— Конец столетия неизбежно связан с подведением каких-либо итогов. XX век стал для России прогрессом или регрессом? В целом, а также в отдельных сферах — сфере духовного развития, развития личности, в сфере технологии и так далее. Возможно ли, чтобы прогресс в одной сфере компенсировал регресс общества в какой-либо другой?

— С моей точки зрения, в целом XX век для Росии стал веком регресса, а не прогресса. Я не верю в обязательность, в неотвратимость человеческого прогресса во всех областях и для всех без исключения стран. Можно сослаться, к примеру, на искусство и литературу: всеобщий регресс и вырождение человечества в этих областях, по-моему, очевиден сегодня для всех. Или, например, на такие всемирные теперь явления, как терроризм, наркотики, организованный криминал, обесценение отдельной человеческой жизни, рост жестокости и прочее.

Что же касается России как страны, как некой своеобразной цивилизации, то о каком прогрессе можно говорить, если всего за один век Россия выдержала шесть революций, восемь войн и бессчетное число чуть не поголовных голодовок? В самом деле: революция 1905 года, две революции 1917 года, коллективизация и раскулачивание 1929–1933 годов, массовый революционный террор 1937–1938 годов, (куда там Робеспьер с его гильотиной!) и, наконец, нынешняя революция, правда, с другим уже знаком, но от этого ничуть не менее болезненная, чем все предыдущие. И войны: японская, Первая мировая, гражданская, польская, финская, Великая Отечественная, афганская, а теперь и чеченская. Сколько же российского народу было перебито за все эти революции и войны! И все это был лучший народ, цвет нации, цвет страны. И сейчас мы живем, грубо говоря, на охвостье, на том, что осталось от этого лучшего, а остался, по всем законам природы и общества, в лучшем случае третий сорт.

Сегодня уже вряд ли кто испугается признать, что Россия в XX веке целых 70 лет строила самоедскую экономику. И, боюсь, нам потребуется теперь не меньший срок, прежде чем удастся построить вместо этого что-то здоровое и жизнеспособное. А в других областях каковы итоги XX века? Причем итоги, в которых и не поймешь, кто больше виноват — большевики или сменившие их необольшевики — «реформаторы», обезумевшие от вседозволенности и собственной алчности: развал еще недавно единой и великой страны, кровь, бессилие, унижения, зависимость от внешних подачек, разграбление национальных активов и распад экономики, распад даже тех отраслей, где наши достижения в XX веке казались неоспоримыми — науки, образования, здравоохранения, культуры, высокотехнологичных производств. А еще — обнищание порядка 80 % населения, искусственно ускоренное, безжалостное вымирание стариков, миллионы бездомных, беспризорных и беженцев, невероятный размах коррупции и преступности и прочее, и прочее.

Нет, о прогрессе России в XX веке можно сегодня говорить только лишь с сугубо технократических позиций. Конечно, вместо конки мы сегодня ездим на метро и трамвае, а каждый четвертый-пятый россиянин уже сидит в собственном автомобиле, и у нас тоже теперь есть и компьютеры, и сотовые телефоны, и Интернет, и прочие подобные забавы. Но это все теперь и у бушменов в Африке есть. По-моему, если и можно говорить сегодня о прогрессе России, то не как об итоге XX века, а только как о надежде на XXI век. Но надежда, как известно, — это, прежде всего, вопрос веры, а не логики. Можно верить, а можно и нет.

— Вы — известный оппонент идеи особой миссии России. Сегодня часто повторяют мысль, что Россия может либо быть, либо не быть великой. Как Вы относитесь к этой идее?

— Да, я действительно убежден, что ни Бог, ни природа, ни сами люди не придумали для России никаких особых законов, которые могли бы оправдать еще бытующее в нашей стране мнение о некоей ее особой цивилизационной миссии. А если и есть в чем-то заметная «особость» России, то, на мой взгляд, это очень похоже на известную мысль Петра Чаадаева, которая в вольном изложении звучит примерно так: такое впечатление, что Господь Бог уполномочил Россию служить всему миру примером того, «как не надо», и она исправно свою эту должность на земле выполняет.

Но нельзя также не видеть, что за свою многовековую историю Россия являла далеко не только пример бестолковости и ложных устремлений. Россия защитила собой Европу от всесокрушающего натиска татаро-монгольских орд, она, в конечном счете, поставила пределы османской экспансии, о нее разбились бредовые мечты Наполеона и Гитлера о всемирной гегемонии, включая, между прочим, и такое воистину дьявольское порождение тоталитарной (к сожалению, тоже европейской) идеологии, как Холокост. И сегодня у меня лично складывается ощущение, что США и Западная Европа лелеют надежду канализировать набухающую, словно снежный ком, агрессию исламского фундаментализма в сторону России, где он, как это не раз уже случалось и раньше, в конце концов увязнет, иссякнет и потеряет всю свою разрушительную динамику.

Но, вновь подчеркну, Россия всегда была, есть и останется неотъемлемой частью Европы, европейской цивилизации, европейской культуры. И те задачи, которые Европа и все другие ее цивилизационные ответвления в мире давно решили или решают сейчас, — это и наши, российские задачи. И они тем более наши, что в силу различных исторических обстоятельств, а то и просто по невезению, мы в этом отношении отстали от других высокоразвитых стран на десятилетия, а может быть, и на поколения.