Александр Агеев - Беседы

— Как Вы думаете, возродится ли русская экономическая мысль — или она закончилась на Богданове и Кондратьеве и в области теории нам никогда уже не догнать Запад?

— Я упоминал, что читаю лекции по истории русской экономической мысли в Плехановской академии. Цикл, рассчитанный на два года, завершится лекцией о Богданове. А потом на основе лекционного материала я, может быть, издам книжку. Среди русских экономистов были уникальные люди.

— Кто Вами особенно любим?

— Возьмите Туган-Барановского. Интереснейшая фигура. Его труды переводили во Франции, в Англии, Германии, Италии, Соединенных Штатах, Японии, Израиле и других странах. Наш Институт экономики и Вольное экономическое общество в 1970 г. провели конференцию, посвященную истории российской экономической мысли, на которой констатировали формирование в России школы экономической мысли. Эта школа существовала с последней четверти XIX в. до 1929 г., когда она была уничтожена. Уже тогда в своем докладе я поставил вопрос: возможно ли возрождение российской школы экономической мысли? Вопрос, на который тогда не было ответа, потому что мы переживали период застоя, догматизма, серости в науке. Были какие-то проблески. Но когда Варга написал книжку, то ему устроили разгром в Институте экономики за антимарксистские взгляды. Институт мировой экономики был закрыт и влился в наш институт. У отдельных советских ученых были интересные идеи, но в целом уровень экономической теории резко упал.

В тот период, когда я был членом Правительства Рыжкова, в стране резко понизился статус экономической науки, в нее не верили.

— В последние годы существования СССР Вы, по сути, руководили экономическими реформами. Как Вы воспринимали масс-медиа, которые тогда много сделали для того, чтобы страна раскачалась, а затем и развалилась? Ведь у Вас в руках были рычаги власти, однако оказалось, что диссидентские СМИ сильнее даже этого огромного бюрократического монстра.

— Я не раз встречался с представителями средств массовой информации. Было одно телевизионное интервью, во время которого журналист задал мне вопрос: «Что Вы можете пожелать средствам массовой информации?» Я ответил: «Не мешайте». У нас был конкретный план, была разработана стратегия, которую рассмотрела Всесоюзная конференция в ноябре 1989 г. Тогда остро критиковали административно-командную систему, считая ее порождением советского строя. Я выступал с докладом, где цитировал Чупрова, в конце XIX в. писавшего, что административный строй пагубно сказывается на России и лишает ее всяких преимуществ, губит на корню живые ростки нового. Но в последние годы пребывания Горбачева у власти резко возросла оппозиция, выдвинувшая лозунг: «Скинуть Правительство Рыжкова!» И для достижения этой цели использовались любые средства.

— Кто, с Вашей точки зрения, оказывает более сильное воздействие на принятие решений — экспертное сообщество РАН или средства массовой информации? А может, ни те ни другие?

— Если говорить о средствах массовой информации, то я бы выделил только «Аргументы и факты» и «Комсомольскую правду», которые имеют колоссальные тиражи. Недавно в «Аргументах и фактах» вышла моя статья о борьбе с бедностью, где говорилось о том, что решить эту проблему можно за два-три года, причем решать ее надо системно. Если сбалансировать товарную и денежную массу, это поможет поднять отечественное производство, снять социальное напряжение за счет уменьшения разрыва между бедными и богатыми. Этот разрыв у нас превзошел все мыслимые пределы. По официальным данным, он составляет 1 к 15. Такого нигде в мире нет. В Европе соотношение выглядит как 1 к 6 или 1 к 8, а после отметки 1 к 10 складываются условия для социальной нестабильности. Следовательно, в России сейчас очень напряженная обстановка. Если мы хотим ее стабилизировать, нужно повысить качество жизни, ввести систему прогрессивного налогообложения, о которой давно идут разговоры. Нигде в мире нет плоской шкалы налогообложения, а у нас и человек, получающий минимальную зарплату, и миллионер платят одни и те же 13 %.

— Если история экономической мысли в России прервалась в начале 1930-х гг., то на основе какой экономической теории страна развивается сейчас?

— Дело в том, что между экономической мыслью и идеологией существует тесная взаимосвязь. Поток серости, который хлынул после 1930 г., в основном обслуживал политику власти. В 1940 г. у нас в институте расстреляли профессора Кубанина — он написал в своей книге о том, что производительность труда в сельском хозяйстве в Соединенных Штатах выше, чем в СССР. Книжка вышла в июне 1941 г. Ее разгромили в «Правде», в редакционной статье «О порочной книге и либеральных рецензентах», которая была опубликована 20 июня 1941 г. Подобная реакция означала закрытие института, ликвидацию его сотрудников. А сравнительно недавно я получил письмо от одного из ветеранов.

Вот его текст: «Уважаемый Леонид Иванович, в одном из выступлений Вы упомянули М.И. Кубанина, погубленного после травли, начавшейся в «Большевике» № 6 за 1941 г. Возможно, Вам покажется любопытным тот факт (если он Вам не известен), что статья М.И. Кубанина по производительности труда в сельском хозяйстве изначально планировалась в сборнике института «Производительность труда», но затем ввиду «промышленной ориентации» последняя пошла в «Проблемах экономики». Сборник растерзала «Правда», но авторы остались живы (как это ни парадоксально, но в какой-то мере, наверное, и потому, что через сутки грянула война)… Шлю Вам на помощь рецензию неизвестного авторы из «Правды» и титул «Сборника». С искренними пожеланиями успехов в Ваших архитрудных делах. Ю. Хромов».

Вот так наука должна была служить идеологии и политике.

— Когда в советское время Вы были директором института, то ощущали идеологический прессинг?

— Я впервые пришел в этот кабинет в июне 1986 г. и занимаю его уже двадцать один год. Это было время больших перемен, у меня сложились хорошие отношения с Горбачевым. После моего выступления на XIX партконференции отношения с Горбачевым надолго испортились, правда, потом все восстановилось. Мы начали перестройку, стали выдвигать какие-то новые проблемы. Очень сложно обстояли дела с финансированием института. Я предполагал развернуть хоздоговорную деятельность, начать зарабатывать деньги, чтобы пополнить кассу института. Но поскольку у меня уже имелся определенный опыт, я первым делом поехал к начальнику планово-финансового управления АН СССР. Он меня выслушал и сказал: «Очень смелые мысли. Но имейте в виду, на сумму заработанных институтом хозрасчетных денег я уменьшу Вам бюджетное финансирование».