Александр Агеев - Беседы

— Вступление России в ВТО — сейчас достаточно модная тема. Мы хотели бы узнать Ваше мнение по этому поводу: каковы плюсы и минусы предстоящего присоединения РФ к Всемирной торговой организации?

— Вопрос о ВТО — это вопрос о том, чего мы хотим: идти в ногу с развитым миром, быть его частью или оказаться в изоляции, оставаться единственной крупной страной, которая не вступила в эту важнейшую международную организацию. Мы теряем от трех до пяти миллиардов долларов из-за того, что не имеем режима наибольшего благоприятствования, который автоматически получим после вступления в ВТО. Пока мы не в ВТО, с нами можно делать практически все, что угодно, например вводить квоты на наши товары, обвинять нас в демпинге, если мы предлагаем более выгодные условия, и т. д. В рамках ВТО этого просто так делать нельзя.

С другой стороны, не являясь членом ВТО, Россия тоже может делать что захочет. Так она, собственно говоря, подчас и поступает. То нам нравятся американские куриные окорочка, то не нравятся. И не важно, что есть договор.

Членство в ВТО принудит нас соблюдать порядок, которому подчиняются все цивилизованные страны. При современной структуре российского экспорта, где 40 % — это нефть, 20 % — газ, 15 % — металлы, приблизительно 12 % — другие материалы и виды сырья и всего 10 % — экспорт готовой продукции, в том числе вооружений, — вступление в ВТО кардинально ни на что не повлияет. Нефтью можно торговать и без ВТО. Но если в структуре экспорта велика доля готовой продукции, особенно высокотехнологичной, интеллектуальной, наукоемкой, необходимо вступить в эту организацию. Ведь ВТО стоит на страже инвестиций, защищает интеллектуальную собственность.

Россия не может и дальше иметь такую структуру экспорта, зависеть от цен на топливо, сырье и материалы. Нужно переходить, как предложил Президент В.В. Путин, к широкомасштабной и глубокой переработке нефти, развитию нефтехимиии, выпуску продукции глубокой лесопереработки. По этим двум позициям мы могли бы занимать ведущие места в мире. Можно также развивать экспорт продукции энергомашиностроения и электромашиностроения. Мы дешевле всех осуществляем космические старты. Еще одна статья экспорта — математические программы. Конечно, Россия — не Индия, которая их экспортирует сегодня на 20 млрд долл. в год, но, в принципе, мы можем довести данный показатель до 10 млрд долл. Однако без ВТО все это очень сомнительно.

Другая сторона — импорт. ВТО требует сократить пошлины. Средний размер пошлины у нас 11 %, через семь лет после вступления в ВТО (согласованный переходный период) нам придется снизить их до 6 %. Сейчас ведется раунд переговоров по линии ВТО, в котором мы не участвуем, но который для нас жизненно важен: переговоры по возможному размеру оказания помощи сельскому хозяйству, снижению пошлин на сельскохозяйственную продукцию. Во-первых, необходимо, чтобы наш голос был услышан. Во-вторых, средний размер пошлин через какое-то время может быть не 6, а 3–4%. Много ли это — среднее снижение пошлин с 11 до 6 %? Рубль в год укрепляется на 9-10 %. Это все равно, что снизить пошлины на 10 %, притом не по некоторым (как при вступлении в ВТО), а по всем товарам. Поэтому снижение пошлин на 5 % — не так уж страшно.

Импорт товаров в Россию вырос в 2006 г. более чем на 30 %, а производство товаров — всего на 4 %, в том числе промышленных — на 3,9 %. И наши товары вытесняются импортом с внутреннего рынка из-за их низкой конкурентоспособности. И ВТО здесь ни при чем. Проблема конкурентоспособности стоит на повестке дня независимо от того, вступим мы в ВТО или нет. Мы сами стимулируем импорт, завышая, по моей оценке, на 30 % курс рубля по отношению к другим валютам (по отношению к доллару целесообразно его иметь в размере 35–36 руб., а не 26,5, как в настоящее время).

Вступать в ВТО нужно. Это очень важно, и не столько с точки зрения материальных преимуществ, сколько ради скорейшей и менее болезненной интеграции в глобальную экономику.

— Как Вы думаете, российские менеджеры готовы к тому, чтобы соответствовать требованиям, которые предъявляются в рамках ВТО?

— Во многих отраслях наши менеджеры не готовы к конкуренции с западными фирмами. Пищевая промышленность — единственная крупная отрасль, которая более или менее выдерживает конкуренцию. Она не сокращает объемов производства под влиянием конкуренции, как легкая промышленность, не стагнирует, как многие отрасли машиностроения и химии, а растет. Пищевики обновили фонды, консолидировали капитал. А ведь им бороться с импортом труднее всего, т. к. импорт продовольствия субсидируется и особо поддерживается правительством соответствующих стран.

Очередная встреча академика РАН Абела Гезевича Аганбегяна с главным редактором «Экономических стратегий» Александром Агеевым посвящена широкому спектру вопросов, связанных с использованием в России и в мире углеводородного сырья и перспективами энергетики в целом.

— Абел Гезевич, какова ваша оценка основных реалий в области эффективности использования в России углеводородного сырья, его переработки и экономии?

— Углеводородное сырье — это нефть и газ, причем газ может быть попутным нефтяным газом, который содержит наиболее ценные углеводороды, и природным газом. Последний, в свою очередь, тоже может иметь разный состав. Есть газ, добываемый с больших глубин, например, на севере Западной Сибири валанжинский газ добывают с глубины 2800 м. Он содержит довольно много этана, пропана, в то время как сеноманский газ, который добывается из верхних слоев, почти на 98 % состоит из метана.

Но самое ценное сырье — нефть. Наша страна располагает значительными запасами нефти, но они не так велики, как принято считать. Мы не входим в пятерку ведущих стран мира по запасам нефти. Зато по добыче занимаем первое место, опережая время от времени даже Саудовскую Аравию, не говоря уже об Иране, Ираке и Венесуэле, имеющих более крупные запасы.

Здесь я хотел бы пояснить, что понимается под запасами. Это разведанные запасы, т. е. те запасы, которые доказаны притоком нефти, а не прогнозные запасы. У нас еще со времен СССР очень любили прогнозные запасы. Если учесть, что страна занимала шестую часть суши и имела крупнейшие нефтегазовые провинции — Урало-Волжская, Западносибирская, Восточносибирская, Прикаспийская, а также в Республике Коми, в Архангельской области, в Баренцевом море и Охотском море — складывалось впечатление, что у нас запасы очень велики. На деле запасы нефти у нас ограниченны, и мы их используем интенсивнее, чем другие нефтедобывающие страны: на единицу разведанных запасов мы добываем в 3–5 раз больше нефти. Это значит, что сегодня мы съедаем свое будущее. В России — астрономические размеры отбора нефти — около 480 млн т. При этом ежегодный прирост разведанных запасов очень близок к тому, что мы сейчас извлекаем из недр, и у нас нет сколько-нибудь существенного задела. Самое плохое заключается не только в том, что у нас разведанных запасов нефти осталось немного, и в том, что многие месторождения находятся в стадии падающей добычи и сильно обводнены, но и в том, что из-за излишне интенсивной добычи нефти в последние годы в России наблюдается крайне низкое извлечение нефти (почти 30 % от запасов месторождений) и непомерно много нефти остается в недрах.