Константин Победоносцев - Курс гражданского права. Тома I-III

В русском законе не выражено вышеуказанное отличие и нет соответственных тому терминов. То и другое сливается в общем праве пользования. Это значит, что русский закон не создал особых категорий для различения вещных прав в этом отношении. Но в действительности одно право отличается от другого. Когда пользование соединяется в одном лице с владением и распоряжением, тогда различие это незаметно. Это будет пользование прямое, непосредственное употребление прав собственности (Зак. Гражд. 420). Но пользование может отделиться от права собственности, когда владелец, удерживая при себе право собственности, уступает пользование по договору или по другому акту (521, 535, 560 и др.). В таком случае пределы этого пользования определяются самим актом или обычаем. Говорю обычаем, потому что иногда возникает вопрос, соединяется ли usus с ususfructus и последнее не вытекает ли из первого? То и другое может быть означено отдельно или предполагаемо. Я отдаю внаймы дом — usus, но, когда наемщик берет его с тем, чтоб отдавать внаймы от себя, — это будет ususfructus. Пространство этого права определяется договором.

Когда пользование является отдельно от владения и от вотчинного права на имущество, наш закон не устанавливает ему точных пределов, не определяет существенных свойств его, подобно тому, как определяются в западных законодательствах свойства узуфрукта, представляющего особое учреждение, органически связанное с системою вещных прав. Однако наш закон и не препятствует признать, что отдельное пользование, по существу своему, не может простираться на хозяйственную сущность имущества, которая должна оставаться неприкосновенною в целости (salva substantia), если пользователю не предоставлено прав и на эту сущность, по особому соглашению (таково, напр., право продавать лес на сруб из имения, отданного во временное пользование).

Право пользования в недвижимых имуществах — с Петра I до Екатерины II — подвергалось у нас многим ограничениям. Одни установлены были в виде регалии, простиравшейся на некоторые угодья или принадлежности земель, другие — как следствие государственного надзора за хозяйством в некоторых статьях его, имевших, по убеждению законодателя, особую государственную важность. Таковы были: ограничение владельцев в праве искать и разрабатывать руду и минералы в землях своих, в праве рубить или употреблять по усмотрению леса свои или деревья некоторых заповедных пород, в праве на некоторые заповедные промыслы из произведений земли. При Петре отобраны были в казну все частные рыбные ловли, обложены оброком все мельницы (см. у Невол. § 341–347). Все ограничения этого рода уничтожились при императрице Екатерине II, с признанием полного права собственности на землю со всеми ее принадлежностями (ст.424 Зак. Гр.). Остающиеся в силе ограничения права собственности (см. ниже § 52–54 и 58) проистекают не из регального права, но объясняются государственными или общественными потребностями. Следы регального права сохранились еще в немногих постановлениях. Таково, напр., право короны и казны на некоторые минералы (см. ниже § 54).

В Крыму, до присоединения его к России, соляной промысел составлял ханскую регалию, и все соляные озера, солончаки и засухи составляли собственность ханов. По присоединении Крыма велено было принять все тамошние соляные озера в казенное ведомство: с того времени все такие озера, хотя бы находились в частных дачах, считались не частною, но казенною принадлежностью. Впоследствии по поводу возникших со стороны частных лиц претензий на право соляной разработки в озерах и источниках, принадлежавших к их дачам, обнаружилось, что в Крыму существуют озера, по крепостному праву состоящие во владении частных лиц, и что этого права невозможно лишить их. Вследствие того В. у. мнением Гос. Совета в 1824 г. положено оставить во владении казны те крымские озера, кои во владение ее поступили; в ее же заведовании оставить соляные озера Новороссийского края, состоящая в дачах казенных поселян, колонистов, татар и вообще людей, не имеющих помещичьего права, равно те, кои перешли в частное владение по продаже земли от татар, не имевших на оную права; напротив того, все озера, солончаки и засухи, лежащие в землях крепостных, законно приобретенных, предоставить в полную собственность каждого из владельцев (Уст. Горн., изд. 1893 г., ст.617, прим. 1–3 и мн. Гос. С. 1867 г. по делу Любенковой).

Наш закон (536) разделяет пользование на полное и неполное. Полное, когда все произведения и доходы принадлежат пользователю; неполное, когда некоторые из них ему не предоставляются. Напр., отдаю сад и выговариваю себе плоды некоторых деревьев одного сорта. Отдаю в аренду землю и выговариваю себе право на разработку в ней серного колчедана или медной руды.

В Горном Уставе (изд. 1893 г., ст.1026) упоминается о праве пользования, полном и неполном, поверхностью участков, отведенных под разведку и обработку кам. угля в войске Донском. Полное право пользования заключается в праве горнопромышленника пользоваться попасом, сенокосом и распашкою, а неполное в пользовании только попасом и сенокосом.

Напротив, пользование, соединенное с собственностью и владением, всегда бывает полное. Владелец волен извлечь из вещи всякое употребление, какое только возможно по свойствам природы ее. Но как природа вещи не только физическая, но и юридическая, и как экономическое значение ее может быть важно не только для отдельных лиц, но и для целого общества, то закон ограничивает в некоторых случаях свободу пользования. Об этих ограничениях было упомянуто при изложении общих свойств вещей.

Пользование обыкновенно составляет принадлежность самостоятельного владения, зависящую от владельца, так что на обыкновенном языке у нас слова "владею, пользуюсь", употребляются безразлично, и с представлением о владении соединяется обыкновенно и представление о пользовании. Сам закон нередко употребляет в этом смысле слово "владение", разумея пользование как необходимый атрибут его. Но в строгом смысле понятия эти различны, и понятие о пользовании несравненно ограниченнее понятия о владении.

Владение недвижимым населенным имением, в прежнее время до освобождения крестьян, соединялось с вотчинным правом на поселенных людей и до некоторой меры с правом суда и полиции над этими людьми исключительно. С освобождением крестьян, помещику, относительно временнообязанных людей, оставшихся на землях его, с поземельным наделом, предоставлено еще ограниченное и условное право запрещения, соизволения или вмешательства относительно некоторых поземельных отношений (см., напр., местн. Велик. полож. 100).

По освобождении крестьян и с переходом в их собственность поземельного надела должна исчезнуть юридическая особенность так называемого, в смысле прежних законов, населенного имущества, населенных земель (см. сей книги § 13). Правда, что поселение, временное или постоянное, сторонних людей на чужой земле, ставит землевладельца в особливое к ним отношение, но юридические свойства сего отношения определяются исключительно или особливым свойством уговора, из коего поселение возникло, или общими юридическими свойствами соседства. Наш закон (в этом его отличие от некоторых чужестранных прав, напр. германского) не дает помещику, в силу только помещичьего качества, нисколько полицейской власти над живущими на землях его людьми. В этом иные видят с государственной точки зрения — недостаток, другие видят преимущество нашего законодательства.