Юрий Галенович - Прав ли Дэн Сяопин, или Китайские инакомыслящие на пороге XXI века

Здесь сказались и некоторые традиции китайского общества, а именно традиционное историческое тяготение к "своей религии" и "своей вере", причем не связанной с официальной властью. Ведь именно буддизм, причем в такой его форме, оказался приемлем для современного Китая, для широких масс людей, особенно в городах.

Новое учение Ли Хунчжи несло с собой новую веру, причем в условиях, когда стало вполне очевидным, что после правления Мао Цзэдуна и экспериментов Дэн Сяопина всеобщей веры или массовой национальной идеи в нынешнем Китае нет. Массы, с одной стороны, не верят в необходимость отбросить все внутренние заботы и сплотиться на борьбу за выход на "достойное КНР место в мире"; мысль о внешней угрозе не работает в современной КНР; с другой стороны, прошли уже два десятилетия реформ в стране, а для многих трудностей стало не только не меньше, но они значительно возросли, причем речь идет о трудностях прежде всего экономического характера.

Важно и то, что новое учение оказалось "дешевым", практически доступным большинству населения. Это отвечало материальным условиям, в которых живет большинство китайцев. Не нужно было много жертвовать, не нужно было далеко ходить, например в отдаленный храм. Все можно было делать прямо по месту жительства. Цены на учебник, кассеты, пленки оказались вполне доступными.

Движение Ли Хунчжи явилось и своего рода протестом против существующего в стране положения, против условий, в которых каждому конкретному человеку приходится жить. Собственно говоря, это и был новый подъем протестных акций после того, что произошло на площади Тяньаньмэнь в 1989 г., новый подъем движения протеста через десять лет после предыдущего движения.

Причем если в 1989 г. протестовала прежде всего молодежь и часть интеллигенции, то ныне протестовали прежде всего представители старшего поколения и частично молодежь, учащиеся; среди последователей движения Ли Хунчжи были и те, кого ныне в массовом порядке увольняют с работы, а также те, кто по тем или иным причинам остался без работы или ищет работу в городе, придя туда из деревни. Одним словом, протестное движение имело на этот раз еще более широкую основу, чем в 1989 г. Его идеологическая основа оказалась в 1999 г. более широкой и понятной массам людей в Китае. Не стоит упускать из виду и то, что сама экономическая ситуация в КНР тоже содействует появлению такого рода протестных движений массового характера. Это была форма реакции на нынешний политический строй, на экономическое положение в стране, которое для многих в Китае остается тяжелым, представляется тупиковым или безвыходным.

Китайское общество - это масса в весьма значительной степени суеверных людей. Общий уровень культуры в КНР относительно низок, именно поэтому там и возможно появление и широкое распространение разного рода концепций, в том числе и религиозного содержания. Поэтому предложенные Ли Хунчжи простые и понятные положения нашли отклик в широких массах китайцев.

* * *

Итак, в 1990-х гг. в КНР происходило стихийное возрождение буддизма. Это и новая волна протеста, возникшая почти стихийно, причем прежде всего в больших городах.

В 1979 г. в КНР имел место первый в постмаоцзэдуновское время шок для системы власти - самовысвобождение крестьян из-под ига коллективных хозяйств; в 1989 г. - второй шок, требование свободы и демократии студентами и интеллигенцией; в 1999 г. был третий шок - появление стихийного негосударственного необуддизма.

Все это, вместе взятое, - суть отрицание массами нынешней системы политической власти в КНР. Причем в этом протесте принимали участие и стар и млад. Вера в идеалы коммунизма в КНР за 50 лет "нового Китая", "народного Китая", за полвека существования КНР не пустила глубоких корней. Напротив, она умирает.

Да, учение Ли Хунчжи - это не явление из области точных или естественных наук; строго говоря, это далеко не наука. Но во-первых, не одной наукой жива душа человека. Во-вторых, и коммунистическое мировоззрение, официальное мировоззрение современного Китая, которое КПК продолжает предлагать китайцам и сегодня - диалектический материализм и атеизм, - это уже не то, что воспринимают сегодня китайцы. Все эти вещи давным-давно дискредитированы. Китайцам сегодня нужно что-то новое. Их душа стремится от идей Мао Цзэдуна, от теории Дэн Сяопина к чему-то новому, иному. Все-таки жизнь на протяжении полувека в условиях монополии идеологии Компартии Китая многому научила китайцев и сформировала у них стойкое чувство отторжения всякой идеологии такого рода, навязываемой партией и государством. Китайцы сегодня скорее воспринимают идеологию, не связанную с государством, чем государственную идеологию.

Оказалось, что и сегодня, на рубеже третьего тысячелетия, в Китае из масс, из их толщи, может появляться новый пророк или, по крайней мере, новый религиозный лидер, духовный вождь, который способен захватить умы и души и повести за собой миллионы людей; причем это - не представитель Коммунистической партии Китая. Властитель душ по крайней мере нескольких миллионов людей в Китае конца XX века - это не Мао Цзэдун и не Дэн Сяопин, а Ли Хунчжи - религиозный лидер, наставник от буддизма, а не от марксизма. При этом оказывается, что такой руководитель государственной контролируемой религиозной организации, как Чжао Пучу, хотя он и сведущ в буддизме, но себя дискредитировал многолетним сотрудничеством с властями. Массы китайцев инстинктивно не верят религиозным организациям, находящимся под контролем партии и государства. Люди отделяют себя в Китае от правящей партии и ее государства. Такова тенденция, пусть пока еще и недостаточно очевидная.

Можно задуматься и над вопросом о том, почему в современном Китае возник в довольно широких масштабах этот необуддизм и не возникло неохристианство или неомусульманство. Или, например, неомарксизм.

Возможно, что здесь сыграли свою роль несколько факторов: допущение государством и партией самого возникновения движения, которое носило именно буддийский характер; вряд ли партия и государство допустили бы возникновение чего-либо связанного с идеями христианства или мусульманства. Буддизм представлялся Пекину чисто китайской религией, а христианство и мусульманство, с точки зрения нынешних руководителей ЦК КПК, слишком связаны с внешними для Китая силами.

Возможно, что сыграло свою роль то, что в китайцах, в ханьцах, очень глубоко сидит национализм, который сегодня, в том числе в силу позиции, которую занимает руководство КПК, не дает подняться христианству, хотя этого нельзя исключить в будущем. Что же касается мусульманства, то к нему у ханьцев сложное отношение. Во всяком случае, внутрь собственно Китая, в районы, населенные ханьцами, ему пока дороги нет.