Игорь Шумейко - Большой подлог, или Краткий курс фальсификации истории

С исключительным мужеством и профессиональным воинским мастерством полк выполнял задачи по оказанию помощи партизанам, уничтожил на вражеских аэродромах более 40 самолетов, 58 артиллерийских батарей, 834 автомашины, много другой техники, вооружения и живой силы противника. 167 воинов авиаполка награждены боевыми орденами и медалями.

Даже человек штатский, легко представит всю степень свободы летчика, и соответственно меру доверия к нему. (Вспомним истории из недавней сугубо мирной жизни: захваты самолетов, авиаторы-перебежчики…). В войну же у летчика была еще одна, как ныне говорят «опция»: взлетев — он мог не только приземлиться, где захотел, но и отбомбить — кого захотел.

Вот и мои вопросы уважаемой « Комиссии историков Латвии » со всеми ее «зарубежными членами».

— О чем, по-вашему, говорит отсутствие у эсэсовских латышей, мобилизованных с… три годакак покоренных территорий, вооружения мощнее автоматов и пулеметов?

— О чем, по-вашему, говорит, наличие в Советской армии отдельных авиаполков, набранных из латышей с 11-месячным«советским стажем»?

В общем, понятно, что я клоню — к доверию. А взять шире — и к восприятию нации (латышской в данном случае) вообще. Далее на этом пути вас ждут еще более ошеломительные примеры. Такие, как длинный список генералов и высших офицеров — латышей в нашем 130-м гвардейском корпусе, и… полная германизация офицерского корпуса в латвийских дивизиях СС (…)

Это уравнивание «двух оккупаций» фактически ведет, и я это еще попробую показать, к большому латышскому национальному унижению.

Советские репрессии. Хорошо еще, что никак и никем пока не отрицается их классовый характер. Да, список « антисоветских элементов, подлежащих …» был весьма растянут и включал кроме «капиталистов, кулаков», чиновников, полицейских, айзсаргов (айзсарги — своего рода латышские казаки; примерно та же добровольность зачисления, некоторая социальная обособленность, схожие функции, приграничная служба и т. д).

Но это все же — «классовый», НЕ национальный подход. Г. Тумулас: « Мы видели, во время советской оккупации, что русские эмигранты (в Латвии) были первые из подвергнувшихся репрессиям ». Кроме того, общеизвестно и высокое доверие, продвижение на все посты в СССР — красных латышских стрелков, членов их семей.

А вот пример совсем другого, национального отношения.

Предваряя мемуары ветерана ваффен СС, легионера Петериса Л. (фрагменты будут приведены), доктор исторических наук Оярс Ниедре дает комплексную справку по латышскому легиону (журнал «Родник», № 3,1990 год). Я опускаю военно-статистические подробности, но уж по национальному, немецко-латышскому контексту, добросовестность моего цитирования можно и проверить, фактов противоположного характера в работе Оярса Ниедре — нет.

— В конце января 1943 г. Гитлер… разрешил приступать к созданию латышского легиона. 8 февраля гендиректора принимают решение о призыве лиц 1921–1924 гг. рождения. Представляет интерес высказывание гендиректора Приманиса на состоявшемся в тот день совещании: «Лучше мобилизация, чем нынешний отлов»…

Новобранцы-легионеры весьма отрицательно относились к службе у немцев… 1-й учебный полк, предназначенный для формируемой 19-й дивизии, 1 марта 1944 г. отбыл из Риги на фронт, на участок р. Великой. В полку числилось 3000 человек, в большинстве своем новобранцы. Во время отправки на фронт на территории Латвии сбежало с транспорта более трехсот человек из состава полка. В первой половине 1944 г. дивизией командовал оберфюрер Шульдт, затем штандартенфюрер Бок и бригаденфюрер Штрекенбах. Офицеры латышской национальности командовали подразделениями начиная с полка и ниже. Младшие по чину немецкие офицеры часто командовали старшими по званию латышскими офицерами. Так, в июле 1944 г. командир 2-го гренадерского полка 19-й дивизии полковник Пленснер за неподчинение немецкому оберлейтенанту был предан немецкому военно-полевому суду…

С перенесением военных действий в результате отступления немецкой армии на территорию Латвии, начался процесс стремительного распада легиона. В ходе отступления воинские части хаотично перемешивались, и солдаты, пользуясь неразберихой, стали дезертировать в массовом порядке. 15-я дивизия более не могла продолжать борьбу в качестве дивизии. Ее надо было заново пополнить людьми и полностью перевооружить. В августе дивизию разоружили, вывели в Германию и разместили в Восточной Пруссии. Здесь весь офицерский состав временно был заменен немецкими офицерами.

После отступления немцев в Курземе (Курляндию) в 10-й дивизии проявился моральный кризис, выразившийся во многих случаях дезертирства. Участились случаи перехода бойцов на сторону врага. Внешне дисциплина была образцовой. Однако бойцы потихоньку исчезали, по двое или группками. Из боевых подразделений дивизии подобным образом исчезло около 500 человек, из накопителя пополнения, находившегося в районе Дундаги, число ушедших оценивалось примерно в 2000. Мемуары О. Эглитиса: «Отношение к немцам в ту пору было далеко не благоприятным, скорее почиталось делом чести ненавидеть немцев, особенно там, где не было настоящего контроля за людьми, покидавшими свои части. Так возникало множество трений и даже стычек между немцами и латышами». Как показывают немецкие документы, после боя между немецкими подразделениями и батальоном курельцев под началом лейтенанта Рубениса среди павших «нашлось немало награжденных Железным крестом».

Весь штаб дивизии был целиком под властью немцев, и прикомандированные к нему латышские офицеры в большинстве случаев играли роль переводчиков, выполняя малоответственные обязанности по штабной работе. К концу 1944 г. в составе дивизии насчитывалось 19 тыс. человек. После боев в Пруссии и Померании в ней осталось 8 тыс. штыков. В последний месяц войны германское командование собиралось расформировать дивизию, распределив ее состав по немецким подразделениям. Поражение в войне сорвало этот замысел. Остатки дивизии сдались англо-американским войскам.

Этот обширный документальный и мемуарный материал, касающийся легиона и легионеров, не подтверждает воспоминаний Петериса Л. о высокой боеспособности легионеров, которые якобы никогда не дезертировали, но подтверждает сведения о противоречиях и столкновениях с немцами(…)

Теперь бы перейти и к самим воспоминаниям латышского эсэсовца Петериса Л., но упредительный комментарий все ж необходим. Мне кажется, это невеселое свидетельство станет важным штрихом в моей русско-латвийской главе, несмотря на некоторый парадокс. Каковой (парадокс) состоит в следующем. Вот у меня в распоряжении есть материалы, высказывания: председателя Народного фронта Латвии Дайниса Иванса, «простого латышского эсэсовца» Петериса Л., и допустим… президента Латвии, Вайры Вике-Фрейберги. Поверьте, к России, к русским все трое относятся приблизительно одинаково. И то, что я большую часть места уделяю «простому латышскому эсэсовцу» — вовсе не потому, что он в «простоте» своей как-то принижает позиции латышских националистов, как-нибудь облегчая мне задачу «опровергнуть», «развенчать».