Федор Глинка - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год

Дорога от Ганау до Франкфурта настоящий сад. Длинные просади из острых тополей, пруды, деревни, башни, замки представляют картину самой живописной, цветущей и счастливой страны. Здесь нет клочка земли, который бы не был нивою, и нет нивы, которая не обещала бы богатой жатвы. Справа остался у нас Вильгельмсбад, где, говорят, так весела природа, что самый задумчивый, самый угрюмый человек не может не улыбнуться, гуляя там. Слева провожала нас до самого Франкфурта прелестная река Майн.

Франкфурт-на-Майне

Франкфурт прекрасный, великолепный, величественный и вольный город. В стенах его заключается целый народ. Жителей считают до 50 000, в том числе 7000 жидов. В правительстве участвуют две воли: воля старшин и воля народа. Такое правительство называется Аристо-демократическим…

Годовой доход с города 500 000 флоринов. Франкфурт можно почесть средним магазейном Европейской торговли и общею меновою конторою Германии и Франции. Положение на Майне и при Рейне делает его к сему способным. Мятежи беснующейся Франции нанесли много вреда и благоразумному соседу ее Франкфурту. В 1796 году город был бомбардирован французами; но жители вели себя как люди вольные и честные.

Франкфурт удостоен присутствием человека, который жил некогда в великолепных дворцах, управлял пространным государством и славился делами. Теперь он в двух комнатах Английского трактира; управляет только своими страстями и славится — великодушною твердостию, с которою сносит превратности своего, жребия…

Согласись, друг мой! что наш век есть век великих превратностей: никогда общества людей не были подвержены таким бурям, волнениям и переменам. Одна только великость души не подвержена никаким бурям жизни, никаким превратностям случая. Давно ли минули времена тихие, когда спокойствие почивало над главами народов? Цари в великолепном могуществе своем сияли на престолах, как солнцы в небесах; мир, правосудие, чистая вера и наследственные добродетели делили благоденствие поровну между всеми состояниями людей. Тогда еще не имели понятия о великих ударах рока, о злополучии государей, о кровавом праве войны, о смешении племен и народов… Люди чех счастливых времен в каком-то приятном усыплении провождали беспечный век свой. Они, конечно, не могли чувствовать всей сладости безмятежного благополучия своего, ибо человек тогда только узнает настоящую цену здоровья, когда постигают его болезни; а цену счастия познает во время бед! Но настоящее поколение людей, рожденное в бурях, в дни ужаса, смятений, великих страхов и тяжких печалей, когда ничего более не слышно, кроме звуков оружия и стонов человечества, неутешно рыдающего в бедствиях войны; нынешнее поколение, говорю я, не может вспоминать без сердечной грусти о благополучии времен протекших. Каких превратностей не были мы свидетелями? Слепое счастие водило иноплеменных завоевателей из края в край земли; сила наглою стопою попирала древние рубежи царств; безбожие, смеясь, разрушало алтари веры, но, пораженное громом небесным, само упадало у подножия его. Никогда не был так переменен вид Европы: мирные города мгновенно ограждались стенами; древние стены и твердыни мгновенно рассыпались в прах, природные государи становились простолюдинами; люди из глубокой неизвестности, раздвигая толпы мятущихся народов, восходили на троны их. Но торжество порока, при всех превратностях мнений людских, никогда не сравняется с торжеством добродетели; никакой блеск, никакое могущество не могут защитить первого от тайной ненависти людей; никакое злополучие не может лишить последней ее достоинства и уважения благородных душ…

Во Франкфурте имели мы удовольствие встретиться с генерал-майором Рейхелем, бывшим полковым командиром в Апшеронском полку. На это время занимал он почетное звание военного коменданта в городе.

Маинц

Звон колоколов, стук проходящих конных и пеших войск, бряцание оружия и шум народа неслись навстречу нам из-за высоких окопов Маинца, когда мы приближались к нему. Недавно ревела там смерть. Рейн, величественный Рейн явился тут глазам нашим. В великолепном течении своем орошает он прекраснейшие страны Германии. Сколько народов жили и погреблись на брегах сей древней реки; сколько столетий гляделись в водах ее!..

Едем чрез длинный на судах мост; справа замечаю ряд плавучих мельниц. Входим в Маинц. До какого жалкого безобразия можно довести прекрасный город!.. Лучшие палаты, дома и церкви превращены или в арсеналы, или в казармы, или в магазейны. Бледность — общий цвет лиц, и даже прекрасного пола, который здесь опять прекрасен. Велико было несчастие жителей маинцких. Они только что вырвались из страшных когтей смерти!.. Ужаснейший мор свирепствовал в стенах осажденного града. В течение трех месяцев умерло 6000 жителей и, как говорят, до 20 000 солдат. Первых хоронили по кладбищам; других с утра до вечера возили возами, как дрова, и бросали, как ничтожных тварей, по рвам и вертепам за городом. Хищники Европы валялись в снедь хищным вранам, и на распутиях, казалось, земля не хотела принимать отягченных преступлениями. Ужаснейший разврат, лютейший самой язвы, свирепствовал в сии дни гнева небесного. Воспаленные огнями сладострастия солдаты врывались в дома, исторгали трепещущих дочерей из рук их родителей и увлекали в змеиные норы свои. Часто груды тлеющих трупов служили им постелью. Ни слезы, ни моления невинности не умягчали злодеев, отнимавших у нее жизнь и честь. Замученные жещины валялись по улицам.

Франция

«La belle France! Прелестная Франция! — восклицают беспрестанно французы-учители. — Вот земной рай!.. Переезжайте Рейн, и вы увидите цветущую землю, счастливый народ, на каждом холме — виноград, в каждой долине — деревню! На что ни взглянете, все удивит, утешит и очарует вас. Там (во Франции) деревья обременены плодами, нивы — волнующимися жатвами, окрестности веселящимся народом. Переезжайте за Рейн, и вы увидите страны благополучные, изобилием и многолюдством кипящие». Вот в чем уверяют бродяги французские и вот чему, к несчастию, верят люди русские!.. Переезжают за Рейн — и где votre belle France! Где ваша прелестная Франция… Ужасно опустелые края, земля нагая, деревья увядшие и повсеместное безлюдье. Вот что представляется глазам: вижу пространство, но не вижу деревень; поля необработаны, окрестности унылы, тернии и волчцы растут на месте жатв!

В городах лучшие дома — казармы или больницы. Толпы нищих встречают, провожают и всевозможными хитростями и уловками нападают на кошелек и сердце проезжего. Один пугает вас своими ранами, другой рассказывает о своем увечье, третий кричит, четвертый поет. «Вот бедная сирота! — говорит какая-нибудь старуха, подводя к вам маленькую девочку. — У нее нет ни отца, ни матери; одно сострадание проезжающих кормит и одевает ее»… Просительную речь свою говорит она целую четверть часа, а в заключение восклицает: «Дайте ей франк!» «Что-нибудь убогому старику!», «Что-нибудь бедному мальчику!», «И мне!..», «И мне!..» или «Купите у меня цветов!», «У меня сладких пирожков!», «У меня ягод» и проч., и проч. Вот что услышите, приехав на станцию. Но тут уж лучше просто давать милостыню, нежели что-нибудь покупать, ибо продавщицы цветов и лакомств с прегрязными руками и в презапачканных лохмотьях.