Максим Зарезин - Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг.

Одновременно множились претензии Ивана III к Стефану Великому — молдавский господарь оказался ненадежным союзником, что ослабляло позиции его дочери и внука. Теперь же государь вел дело к войне и ради нее готов был переменить отношение к жене и сыну. Софья Фоминична и ее партия получали шанс перехватить инициативу.

В столь драматичной ситуации сторонники Елены Волошанки и Димитрия-внука могли пойти на самые крайние меры. Летописец сообщает, что великий князь «поймал в измене Ряполовского». В то же время сам государь упрекал Семена Ряполовского в том, что тот «высокоумничал» с Патрикеевыми. Об этом спустя четыре года после казни, а именно в мае 1503 года, великий князь напоминает в наставлении своим послам.

Иван III тем самым подчеркивает, что репрессированные вельможи проявили высокомерие и своеволие, посчитав себя мудрее государя, решив, что они лучше его знают, какую политику в отношении Литвы стоит избрать. Обращаясь к судьбе Патрикеевых, Иван III предостерегал своих дипломатов от подобных вольностей. При этом великий князь сознавал, что поступки опальных продиктованы не корыстными побуждениями, а особым видением внешнеполитической ситуации.

Сторонники сближения с западным соседом считали, что Москве выпал, вероятно, последний шанс оторвать оторвать Литву от Польши, составить стратегический альянс между двумя государствами с преимущественно русским населением, исповедующим православие. Эти расчеты нельзя считать безосновательными. Литовский летописец, рассказывая о свадьбе князя Александра и Елены Ивановны, говорит о надеждах на прочный союз с московским государем, которые вселил этот брак в западных соседей. Когда же отношения между двумя странами обострились, литовские публицисты с обидой писали о том, что Иван забыл о родстве с князем Александром.

Значительная часть литовской элиты искренне рассчитывала на союз с Россией, и политика Патрикеева в долгосрочной перспективе имела шансы на успех. Кроме того, сторонники русско-литовского сближения наверняка брали в расчет и вероятное завершение многолетнего партнерства Москвы и Крыма. Ивана и Менгли-Гирея связывал общий враг — Орда. С ее уходом с политической арены исчезала и основа для союза.

Уже в 1501 году Александр Казимирович стал королем польским, после чего Литва и Польша более не разлучались. Крымское ханство вскоре переменило отношение к Москве. Крым и Речь Посполитая почти на три столетия стали главными врагами России. Значит ли это, что оппоненты великого князя оказались более прозорливыми политиками, нежели их государь? Иван III наверняка просчитывал и тот вариант, к которому склонялись его давние соратники, но, в конце концов, предпочел журавлю в небе синицу в руках, которую в данном случае стоит считать скорее жирной гусыней. Кто был тогда прав, а кто ошибался — рассуждать сегодня было бы попросту нелепо.

Сторонники Патрикеева или та их часть, неудовлетворенная тем, как разворачиваются события, могла действовать, используя неофициальные каналы. Родственные отношения между княжескими семьями по обе стороны границы играли большую роль в русско-литовских отношениях: шла личная переписка между родственниками по обе стороны границы, имевшая влияние на ход дипломатических переговоров, посылались тайные гонцы.

Мы помним, как эффективно сработала эта система во время переговоров о браке Елены Волошанки и Ивана Молодого, а также во время подготовки заговора против короля Казимира. Но она никуда не исчезла, только в этот раз уже не служила целям официальной московской политики. Быть может, Патрикеевы решились по своим каналам поделиться с литовской стороной некоей конфиденциальной информацией, например, известить Александра Казимировича о сношениях с Можайским, Бельским и Шемячичем, чтобы таким образом сорвать переговоры?

Но не исключено, что расправа с высшими московскими сановниками вызвана не тайными демаршами круга Патрикеевых, а их старыми прегрешениями, о которых мы вели речь выше: только «высокоумие», простительное в 1495 году, стало выглядеть преступлением в 1499-м, когда перспектива большой войны становилась все более очевидной. Накануне решительного столкновения Иван III счел необходимым упрочить единство правящей элиты, пресечь любые сомнения у литовских магнатов, готовых переметнуться на московскую сторону, в правильности сделанного выбора, и он решил примерно наказать сторонников альтернативного внешнеполитического курса.

Если в конце 1498 года Александр Казимирович все-таки был информирован о замыслах московского государя, он хорошо представлял подоплеку казни Ряполовского в феврале 1499-го. Выдача жалованной грамоты Семену Можайскому буквально вслед за этим, а именно в марте этого года, представляется мерой, призванной предупредить намерение князя подчиниться Москве и привлечь на свою сторону. Литовский государь соглашался, что Можайский волен свои владения «продати, и отдати, и заменити, и к своему вжиточному обернути, как сам налепей разумеючи» — в Москве о таких правах вотчинник мог только мечтать.

Возможно, Александру Казимировичу стоило предпринять жесткие меры в ответ на сообщение о готовящейся измене. Но репрессии принесли бы больше вреда, чем пользы. Иван III, возможно, счел за благо скрыть от зятя свои истинные намерения, для чего понадобилось странное посредничество в переговорах между Крымом и Литвой. Так или иначе, переход княжеского триумвирата на московскую службу отложился на год.

Наконец планы Ивана III стали сбываться: в апреле 1500 года на московскую службу попросился Семен Бельский. Из Литвы с протестом прибыл смоленский наместник Станислав Кишка. В том же месяце били челом Ивану III Семен Можайский и Василий Шемячич, которые, как и Бельский, жаловались, что на них «пришла велика нужа о Греческом законе». Здесь мы лишний раз убеждаемся в важности религиозного фактора в замыслах Ивана III относительно западного соседа, пускай ему отводилась лишь роль формального повода для принятия православных литовских магнатов на московскую службу.

Обширный край от верховьев Оки до Днепра вошел в состав Московской Руси при отсутствии более или менее серьезного сопротивления. Операция была проведена блестяще и стоит отметить заслуги лиц ее готовивших и осуществлявших, и в их числе и братьев Захарьиных, которые в последние годы жизни Ивана III стали играть ведущую роль в государственных делах, фактически заняв место отца и сына Патрикеевых.