Игорь Додонов - Истоки славянской письменности

Другой характер носит упоминание о «Бояновом гимне» в официальном богословском сочинении «Жизнеописания св. Мефодия», изданном в 1827 году:

«Некоторые у нас хвалились так же находкою якобы древних Славено-Русских Рунических письмен разного рода, коим написан Боянов гимн и несколько провещаний Новгородских языческих жрецов, будто бы V века. Руны сии очень похожи на испорченные славенские буквы, и потому некоторые заключают, якобы славяне ещё до христианства издревле имели кем-нибудь составленную свою Рунную Азбуку, и что Константин и Мефодий уже из Рун сих с прибавлением некоторых букв из Греческой и иных Азбук составили нашу славянскую… Такими Славен-Русскими Рунами напечатана первая строфа мнимаго Боянова гимна, и один Оракул жреца в 6й книжке Чтения в Беседе любителей Русского Слова в С-Петербурге 1812. Но сие открытие никого не уверило» (II, 9; 180–181).

Итак, здесь мы уже видим однозначное отрицание и подлинности «Гимна» и «Оракулов», и возможности существования письма у славян до святых Кирилла и Мефодия. «Что же? — скажете вы. — За истекшие 15–16 лет мнение Болховитинова вполне могло и поменяться». Верно, могло. Но в изданном в том же, 1827, году светском сочинении Болховитинова «Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев» категорического отрицания «Боянова гимна» как не бывало. Опять те же сомнения. Процитируем:

«Наконец, недавно появился найденный целый древний Славянский гимн Боянов князю Мстиславу, писанный на пергаминном свитке красными чернилами, буквами руническими, доныне бывшими у нас в неизвестности. (Подлинник сего гимна и ещё книга нескольких древних оракулов новгородских, писанных также на пергамине, находится у г. Селакадзева. Образчики некоторых строф из них напечатаны в Чтении С. — Петербургской Беседы любителей русского слова.)

В сём гимне довольно подробно Боян о себе рассказывает… Но гимн сей в свете ещё не издан и критикою не удостоверен, а потому за историческое доказательство принят пока не может» (II, 9; 181).

То есть налицо «реверанс» отца Евгения в официальном богословском сочинении в сторону церковных догм. Мы не будем его за это осуждать. Такие были времена.

Итак, если не просто говорить отвлечённо о мотивах, которыми руководствовался Сулакадзев в своей фальсификаторской деятельности, а рассмотреть повнимательнее его действия, то приходишь к выводу, что мотивы эти заканчивались тут же за окончанием самого процесса изготовления подделок. Ни корысть, ни честолюбие, ни желание разрешать спорные исторические вопросы, ни даже стремление прославить посредством своих подделок Отечество не действовали, когда надо было предпринять определённые шаги в соответствующем направлении.

Отсюда, на наш взгляд, можно сделать вывод, что либо данные мотивы Сулакадзевым в его фальсификаторстве не руководили, а двигало им действительно болезненное стремление иметь в своей коллекции невиданные раритеты, то есть своеобразное помешательство, либо… никакими фальсификациями Александр Иванович не занимался. Это был честный коллекционер, пекшийся о сохранении памятников истории своей страны.

Нетрудно заметить, что излагаемый нами материал носит характер апологии Сулакадзева. В этом же ключе мы намерены продолжать и дальше.

Одним из основных «обеляющих» Александра Ивановича моментов является ответ на вопрос: откуда в его коллекции могли оказаться такие древние славянские рукописи (с IV по Х век). Подобные датировки текстов были сенсационными в то время, остаются они сенсационными и в наши дни. Вспомним, что официальная наука отказывает славянам в появлении какой-либо развитой системы письма каким бы то ни было образом (заимствование или возникновение на собственной основе) ранее VII века н. э. До этого в лучшем случае была примитивная пиктография. Такая точка зрения наиболее «оптимистична». Многие учёные до сих пор считают, что письмо у славян началось с Кирилла и Мефодия, а до этого они были народом бесписьменным. В собрании же Сулакадзева имелись раритеты, которые совершенно «опрокидывают» и ту, и другую точки зрения. Притом это были не какие-то краткие надписи на тех или иных предметах, это были рукописные книги. Что до последних, то общепризнанных в смысле их подлинности до Х века вообще не известно. К Х веку относятся так называемые «Киевские листки», писанные глаголицей. И это, собственно, всё. Все остальные древнейшие рукописи, в том числе и самые древние кириллические, — это уже XI век. Среди них, кстати, и древнейший восточнославянский письменный памятник (повторим: из тех, подлинность которых признаётся), датируемый 1056–1057 годами — «Остромирово Евангелие». Известно учёным оно стало около 1807–1808 года, то есть как раз при жизни Сулакадзева.

Итак, откуда в коллекции нашего героя могли оказаться такие древности? А. И. Сулакадзев и помогавший ему брат много ездили по монастырям, в которых либо приобретали древние рукописи, либо снимали с них копии (II, 9; 134). Совершал покупки манускриптов Александр Иванович и у торговцев антиквариатом. Но подобным путём в то время шли многие учёные и другие собиратели письменных древностей. Однако ни у одного из них не было даже близко ничего подобного экземплярам сулакадзевского собрания. То есть объяснить этими поездками и покупками наличие у Сулакадзева такой старины невозможно. И, кажется, становится понятным скепсис одного из главных хулителей Александра Ивановича ещё при его жизни А. Н. Оленина, который писал К. М. Бороздину и А. И. Ермолаеву, также собиравшим древние книги, следующее: «Вы ездили по белу свету отыскивать разные материалы к российской палеографии и едва нашли остатки какого-нибудь XI, а может быть, только и XII века. А мы здесь нашли человечка, который имеет свиток, написанный во времена дяди и тётки Олега и приписанный Владимиром Первым, что доказывает существование с приписью подьячих с самых отдалённых веков Российского царства… Если же вам этого мало, то у нас нашёлся подлинник Бояновой песни…» (II, 34; 164–165).

Однако есть одно обстоятельство, которое старались не замечать противники Сулакадзева в его время и о котором почему-то молчат (может, не знают?) его критики в наши дни. А между тем данное обстоятельство многое могло бы объяснить.

Этим обстоятельством является близкое знакомство и даже дружба между Александром Ивановичем и Петром Петровичем Дубровским.

Пётр Петрович Дубровский — основатель «Депо манускриптов» (современная Государственная публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге). Основу «Депо манускриптов» составила богатейшая коллекция книжных древностей, принадлежавшая П. П. Дубровскому. История происхождения этой коллекции такова.