Игорь Додонов - Истоки славянской письменности

Итак, вероятность того, что памятник, который впоследствии назвали «Велесовой книгой», находился в коллекции А. И. Сулакадзева, весьма велика. Очень и очень может быть, что «Книга Велеса» скрывается под названием «Патриарси». С. Ляшевский просто уверен в этом. После табл. 6, приведённой нами выше, он замечает: «Невозможно допустить, чтобы всё это было случайным совпадением. Нет ни одного фактора, противоречащего их идентичности…» (II, 37; 34).

Правда, нас, как и других исследователей, несколько смущает приписка в конце описания книги «Патриарси»: «В Моравию увезено». Как понимать эту приписку? Асов по этому поводу пишет: «Непонятна заметка о том, что именно и когда было увезено в Моравию. Может быть, в Моравию была увезена какая-то копия «Книги Велеса»? Или до нас дошла копия?» (II, 10; 429). Вообще непонятно, была ли когда-нибудь книга «Патриарси» в собрании Александра Ивановича, ведь в «Книгореке» указаны не только те старинные манускрипты, которые были у Сулакадзева, но и те, о которых он только был из каких-либо источников наслышан. Против тех книг, которые у него в коллекции были, Сулакадзев ставил надпись «есть». В описании же «Патриарси» не значится «была, но увезена». Откуда увозили, неясно: от Сулакадзева ли или от кого ещё? С. Ляшевский объясняет приписку тем, что А. И. Сулакадзев просто путал следы. Ничего в Моравию он не отправлял. Чтобы спасти дощечки от сожжения, ибо они находились в Индексе запрещённых книг, Александр Иванович отправил их в имение своего близкого друга, помещика Задонского (именно так у Ляшевского; правильнее, вероятно, было назвать фамилию Неклюдова), который был вне подозрений, а затем сделал не соответствующую действительности приписку об отправке книги в Моравию (II, 37; 32).

Итак, дощечки «Книги Велеса» могли быть у Сулакадзева. Но подделал ли он их или это всё-таки был подлинный памятник? Противники подлинности «Книги Велеса» отвечают: конечно, подделал. Раз не Ю. П. Миролюбов, то тогда А. И. Сулакадзев. Его, собственно, изначально и подозревали в этой фальсификации. Вспомним А. В. Соловьёва за рубежом и Л. П. Жуковскую в нашей стране. Но… Есть ряд обстоятельств, которые смущают противников аутентичности «Дощек Изенбека», когда они утверждают, что автором подделки был А. И. Сулакадзев. Во-первых, характер этой подделки не очень-то согласуется с характером тех фальсификаций, которые Александру Ивановичу принято приписывать. Он «упражнялся», в основном в приписках к подлинным рукописям. Максимальные по объёму собственные его «творения» (мы сейчас следуем логике противников «Велесовой книги» отнюдь не будучи согласны с их отношением к деятельности А. И. Сулакадзева и экземплярам его коллекции) — это «Боянов гимн» и «Перуна и Велеса вещания в Киевских капищах». Объём же «Книги Велеса» значительно больше. Достаточно сказать, что её тексты содержат свыше 22 500 слов и фрагментов слов и свыше 92 000 символов (II, 52; 197). Общее количество слов «Велесовой книги» больше количества слов в «Слове о полку Игореве» примерно в 8 раз (II, 52; 197). Объёмный памятник, не так ли? Кроме того, учтём, на каком материале писался текст, и представим всю трудоёмкость этого процесса: вырезать текст на примерно 40 деревянных дощечках с двух сторон. А язык дощечек? «Работать под старину» в таком объёме гораздо труднее, чем при фальсификации «Боянова гимна». Словом, не очень-то это похоже на Сулакадзева.

А ведь есть ещё и «во-вторых». И этим вторым является содержание «Книги Велеса». Сулакадзев с его научными представлениями конца XVIII — начала XIX века никак не мог писать об азиатской прародине русов, сосредоточить своё внимание на степных истоках славянства. Индоевропеистика тогда только зарождалась, и азиатской (среднеазиатской) теории происхождения индоевропейцев ещё не существовало. Внимание учёных было приковано к Новгородской Руси, господствовала норманнская теория. В некоторой степени Русь со степью увязывал только М. В. Ломоносов, выводивший русов от роксолан. Очень богаты и религиозные представления «Велесовой книги». А знания Александра Ивановича о славянском язычестве опять-таки не выходили за рамки того, что было известно в конце XVIII — начале XIX века, а известно было совсем немного. Что Сулакадзев большего не знал, ярко показывает его пьеса «Карачун», где мизерные знания мифологии славян сочетаются с разного рода романтическими веяниями (II, 28; 185), (II, 9; 140).

Всё говорит за то, что «Книгу Велеса» подделывал не А. И. Сулакадзев. Но тогда кто? Здесь противники подлинности этого памятника находят просто-таки соломоново решение. Впервые это решение профигурировало в уже упоминавшейся брошюре А. Л. Монгайта «Надпись на камне». Советский учёный считал, что дощечки «Книги Велеса» были у А. И. Сулакадзева в гораздо меньшем количестве. Когда они уже известными нам путями попали к Ю. П. Миролюбову, он подделал все остальные (II, 37; 32). В наши дни эту версию высказывает Д. М. Дудко: «Создавать её («Велесову книгу». — И.Д. ) начал А. И. Сулакадзев в первой трети XIX века, основную же работу проделал не позже 1953 года Ю. П. Миролюбов» (II, 28; 233). «Рука его (Сулакадзева. — И.Д. ), возможно, чувствуется в дощечках 15а и 17а, говорящих о начале Новгорода» (II, 28; 186). Что ж? Правильно. Если дощечки видели до Ю. П. Миролюбова, то полностью обвинять его в подделке нелогично. Связать фальсификацию в полном объёме с А. И. Сулакадзевым тоже, как мы видели, не получается. А вот сочетание этих двух лиц даёт противникам «Книги Велеса» желаемый результат. Частично подделывал один, а частично — другой. А что на это отвечают сторонники подлинности памятника. Нам их контраргументы не встречались. Только С. Ляшевский, отвечая А. Л. Монгайту, замечает, указывая на некоторую нелогичность рассуждений советского исследователя, признававшего существование дощечек в конце XVIII — начале XIX века: «Зачем же Миролюбову было подделывать, если они (дощечки. — И.Д. ) уже существовали в конце XVIII — начале XIX столетия в количестве 45 штук?» (II, 37; 32). Аргумент этот работает, если признавать, что запись в «Книгореке», говорящая о 45 буковых дощечках «Патриарси», соответствовала действительности. Если же утверждать, что дощечки были, но количество их было меньшим, а запись в каталоге — одна из мистификаций А. И. Сулакадзева, то аргумент С. Ляшевского недействен.

Со своей стороны можем заметить, что вычленить из «Книги Велеса» доски, написанные Сулакадзевым, очень-очень трудно. Стиль всей книги однороден, одна историческая концепция, одни мифологические представления. Неоднороден лишь язык. Однако разность употреблённых при написании книги диалектов (их можно выделить три, но об этом ниже) не нарушает её целостности. Дощечки 15а и 17а, на которые ссылается Д. М. Дудко, действительно говорят о землях будущей Руси Новгородской, основании Нового града и Славенска, но рассказы эти невелики в сравнении с общим объёмом текста этих дощечек, из контекста их повествования не выпадают. А рассказывают эти доски в основном всё про ту же степь, упоминают об азиатской теории, говоря современным научным языком, происхождения русов (I, 4; 48–49; 51–52), (I, 5; 73, 76–77).