Дмитрий Володихин - Опричнина и «псы государевы»

Итак, в судьбе князя присутствует большое белое пятно. О том, кем он был в те годы, можно сказать немногое. Во-первых, служба удельному правителю считалась «честию ниже» службы «на великого государя». Там высокородный аристократ имел возможность быстро получить боярство — да! Вот только чин удельного боярина ничего не стоил в Москве. Более того, к знати, прилепившейся к удельным дворам, монархи московские исстари относились без доверия и без любви. Во-вторых, как раз тогда, в середине 1550х годов, Ростовские князья накликали царский гнев на свою голову, о чем говорилось выше. Надо полагать, для представителей их рода карьера стала весьма проблематичным делом. Наконец, тот, кто мог возвыситься при дворе Ивана IV, ни при каких обстоятельствах не пошел бы на службу к Владимиру Андреевичу. В 1553 году, когда царь тяжело болел, столица узнала о «боярском мятеже»: часть высшей знати отказалась присягать малолетнему царевичу. И понеслись по хоромам шепотки, а потом и громкие речи, дескать, зачем сажать на престол несмысленое дитя? Есть же взрослый претендент, по крови — тот же Рюрикович, того же Московского правящего дома. Кто? Кто? Да князь Владимир Андреевич Старицкий. И многие, по слухам, уже склоняются на его сторону… Дело кончилось выздоровлением государя. Присяга царевичу потеряла всякий смысл. Но такие вещи не забываются, нет, не забываются ни через год, ни через пять, ни через десять лет. И пока главных людей Старицкого дома не извели до смерти, Иван IV видел в самом существовании этого семейства великую угрозу для себя. А изведут их только в 1569 году. Следовательно, на человеке, перешедшем к Старицким, государь мысленно ставил крест. «Этот — не из друзей!»

Василий Иванович знал, разумеется, о том, что ему за переход на удельную службу грозит монаршее неудовольствие. И о том, конечно же, что возможность вернуться на Государев двор сократится до ничтожной величины. Но он все-таки решил делать карьеру у Владимира Андреевича.

Почему?

Трудно ответить на этот вопрос со всей определенностью. Вероятно, «попытка к бегству», предпринятая князьями Ростовскими в 1554 году, сильно уменьшила для их родни шансы карьерного возвышения. Род стал опальным… Так не лучше ли подняться у Старицких, нежели вообще отказаться от какого бы то ни было возвышения? Впрочем, могло произойти и другое. При дворе Ивана IV шла постоянная борьба аристократических группировок за власть. Известно о ней совсем мало, как и о всякой грызне «бульдогов под ковром». Очередной ее раунд мог завершиться тяжелым поражением князей Ростовских. Кто-то из них почел за благо бежать, а кто-то отправился в удел…

Так или иначе, а служба Старицкому дому была плохой рекомендацией для государя Ивана Васильевича. И на долгое время князь Темкин оказался величиной очень маленькой, фактически незаметной для Москвы. Да, боярин. Разумеется. Где-то-там-боярин, хе-хе.

Нет сведений об участии князя Темкина-Ростовского в боевых действиях. Причина проста: на страницы летописей он в роли полководца не попал, а удельные разряды, как уже говорилось, до наших дней не дошли.

Командный опыт у него в доопричные времена, несомненно, был. Но имелся ли опыт службы в полевых соединениях, т. е. в действующих армиях, сказать трудно. Вся информация о присутствии Василия Ивановича в зоне боевых действий ограничивается тем, что он где-то между второй половиной 1559 и началом 1567 года попал литовцам в плен. Воевал — да. Но где, когда, насколько удачно — Бог весть. Впрочем, какая там удача, если государю Ивану Васильевичу пришлось выкупать из плена князя Василия Ивановича!

Об этом можно со всей определенностью судить по летописному известию от 5 июля 1567 года: «Отпустил царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии в Литву Полотцково воеводу Станислава Станиславовича Довоина на обмену на князя Василья на Темкина, да ко князю Василью принять по государеву приказу на Довоине 10 000 угорских золотых. А на розъмену государь посылал от себя князя Ивана Тевекелевича да дьяка Осифа Ильина, а для береженья посыланы на рубеж на Смоленскои Василеи Колычев да Михаило Кумбулов со многими людьми» {218} 218 Продолжение Александро-Невской летописи // ПСРЛ. Т. 29. С. 355. . Особого внимания заслуживает тот факт, что процедурой обмена пленниками должны были заняться крупные, хорошо известные исследователям служильцы опричного двора Ивана IV. Следовательно, либо Василий Иванович уже пребывал в опричнине до пленения, либо сразу после возвращения из Литвы монарх собирался определить его на службу в составе опричного двора. За какие заслуги — неизвестно.

Для ранней опричнины это «кадр» сомнительной ценности: из родовитых княжат, да еще из семейства, попавшего под удар опричных репрессий, т. е. подозрительного в смысле лояльности к Ивану IV. Одно из двух: либо Василий Иванович оказал царю какие-то выдающиеся услуги, суть которых до наших дней не донесли источники, либо, как предположил В. Б. Кобрин, будучи выкуплен государем, князь терял всякую связь с домом Старицких и за «полонное терпение» был принят в опричнину {219} 219 Кобрин В. Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археографический ежегодник за 1959 год. М., 1960. С. 77. . Впрочем, двор Старицких был распущен намного раньше, и какая у князя В. И. Темкина-Ростовского могла к 1567 году остаться «связь» с несуществующим удельным двором, остается неясным. Пока наиболее рациональным объяснением прихода Василия Ивановича в опричнину остается «компенсация» за «полонное терпение».

Р. Г. Скрынников очень разумно высказался по этому поводу: «Зачисление в опричнину литовских пленников объяснялось довольно просто. Все они, не поддавшись на уговоры русских эмигрантов в Литве, добровольно вернулись на родину. Правительство могло не опасаться, что они сбегут в Литву». {220} 220 Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 228.

Опричная карьера Василия Ивановича содержит один факт исключительной важности: между попаданием князя в состав опричного двора и первым его воеводским назначением в опричном боевом корпусе виден большой хронологический зазор. Князь вернулся в Россию и поступил на опричную службу летом 1567 года {221} 221 Если, как уже говорилось, не был на ней еще до пленения, но ни один источник ничего об этом не сообщает. . А когда Темкин проявился с «именным назначением» в опричных войсках? Три (!) года спустя.

Вот как это произошло.

В мае — июне 1570 года, перед выходом большой армии «на берег», против татар, из Москвы был отправлен небольшой передовой отряд из опричнины — «дожидатись… государева походу». Первым воеводой этой авангардной группы был поставлен Василий Иванович {222} 222 Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 63. . Фактически Темкин должен был играть роль глаз и ушей Ивана IV перед боевым выходом основных сил России на юг, да еще в условиях, когда реальной стала угроза масштабного нападения крымцев. Эта угроза реализуется в 1571 и 1572 годах. Предметом особых опасений царя могла стать преданность собственных войск: только что закончился большой опричный поход в северные русские земли, и сопровождавшие его массовые репрессии способны были вызвать недовольство в армии. Совсем недавно пострадали земельные владения, а возможно, и семьи тех, кто отправлялся в поход. Иными словами, перед Василием Ивановичем поставили весьма ответственную задачу, притом не только военного свойства.