Александр Шубин - Социализм. «Золотой век» теории

Бакунин высказывает очевидную для большинства анархистов мысль – в обществе будущего функции, которые «традиционно» реализуются государством, будут осуществляться иначе. Не поняв этого, В.П. Сапон пишет: «Это наводит на мысль, что на определенном этапе разработки своей анархистской программы Бакунин не выступает против упорядоченной организации общества и даже не против государственных структур вообще, а против административно-бюрократической централизации, против подмены народного самоуправления чиновничьим произволом» [415]. В этом утверждении содержится целая россыпь недоразумений. Бакунин выступает за упорядоченную организацию общества не только «на определенном этапе разработки своей программы», а и позднее, поскольку (как утверждал еще Прудон) анархия – это тоже упорядоченная система. Бакунин не ставит знак равенства между государственностью и упорядоченностью. Большинство институтов, которые В.П. Сапон в модели Бакунина принимает за государственные, с точки зрения анархистского понимания государственности не являются таковыми. Сказать, что Бакунин выступает против административно-бюрократической централизации и чиновничьего произвола – это и значит подтвердить очевидное – что он выступает против государственности, потому что Бакунин вообще не признает возможности создания не-бюрократической государственности. И в этом с ним трудно не согласиться.

Но В.П. Сапон, воспитанный на марксистско-ленинской социальной аксиоматике, настаивает, что Бакунин «предлагает систему коллективистской демократии, вполне соответствующую объективным критериям революционной государственности (независимо от того, осознается данный факт самим Бакуниным или нет)» [416]. Интересно, что это за «объективные критерии революционной государственности» и кто их установил? В.П. Сапон ссылается на мнение марксистских биографов Бакунина Ю.М. Стеклова и В.П. Полонского, которые, как уже говорилось, хорошо относясь к Бакунину, пытались показать его близость к марксизму. По их мнению, Бакунин призывает к созданию диктатуры пролетариата и крестьянства (просто ленинец какой-то), хотя Бакунин недвусмысленно объяснил Стеклову, Полонскому и Сапону, почему считает создание такой диктатуры невозможным. Разумеется, мнение советских историков 20-30-х гг. нельзя считать объективным доказательством при обсуждении этого вопроса в силу очевидной идеологической ангажированности сторонников учения главного оппонента Бакунина. Доказывая «противоречивость» взглядов Бакунина о государстве, Стеклов и Полонский таким образом пытаются подтвердить преимущества марксистского взгляда на этот предмет. Но, увы для В.П. Сапона, никаких «объективных критериев революционной государственности» не приводят и Стеклов с Полонским.

Бакунин делает «уступки «государственному элементу» [417], – настаивает В.П. Сапон. Какие? В.П. Сапон пишет о деструктивности бакунинской методологии, о его «беспардонности на словах». Не в этом ли уступки? Нет, оказывается, у Бакунина встречается «пласт плодотворных идей, несколько подрывающий его авторитет непримиримого государствоненавистника, но в то же время устраняющих почву для нескончаемых обвинений в утопизме и авантюризме» [418]. За иронией автор прячет идеологическую тенденциозность. Получается, что если Бакунин – «чистый» противник государства, он по определению не плодотворен, у него априори могут проявляться только авантюризм и утопизм. А если он все же имеет какие-то плодотворные идеи, то они, естественно, доказывают, что Бакунин – немножко государственник. Ведь антигосударственник, как следует из противопоставления, предложенного В.П. Сапоном, не может быть реалистичен и плодотворен.

Авторы, которые пытаются искать у Бакунина этатизм, забывают, что Бакунин вовсе не обязан считать государством то же самое, что они. В частности, с точки зрения Бакунина вовсе не любая система координации (даже иерархическая) является государством. Если это союз союзов, где полномочия и позиция передаются снизу, то с точки зрения классических анархистских теорий Прудона и Бакунина говорить о государстве не приходится.

Бакунин так часто употребляет слово «коммуна» (в смысле автономное территориальное самоуправление), что возникает вопрос – не коммунист ли он? После смерти Бакунина в анархистском движении на целый век возобладали коммунистические взгляды, анархо-коммунистам было лестно записать Бакунина в свои ряды. Увы для них – «Великий бунтарь» недвусмысленно отмежевался от коммунизма. «Вы спрашиваете, коммунист ли я. Нет, я не коммунист, я – коллективист. Я не коммунист, потому, что коммунизм предполагает собственность и верховную власть государства, а я во имя свободы требую ликвидации государства, всех государств. Но я за коллективную собственность, так как убежден, что пока будет существовать частная унаследованная собственность, нельзя претворить в жизнь равенство возможностей, экономическое и социальное равенство» [419]. «Какую разницу, говорили мне, видите вы между коммунизмом и коллективностью? Признаюсь, я удивляюсь, как г-н Шодэ, исполнитель завещания Прудона, не понимает этой разницы. Я ненавижу коммунизм, потому что он есть отрицание свободы, и потому, что для меня непонятна человечность без свободы. Я не коммунист, потому что коммунизм сосредотачивает и поглощает все силы общества в руках государства, между тем как я хочу уничтожения государства… Я хочу организации общества и коллективной собственности или общественной собственности снизу вверх, путем свободной ассоциации, а не сверху вниз посредством какого бы то ни было авторитета» [420]. Ссылка на Прудона заставляет нас заменить слово «собственность» «владением».

В защиту коммунизма можно сказать, что управляющий центр в коммунистический учениях не всегда называется государством. Но в остальном мысль Бакунина очевидна, как бы потом эпигоны Бакунина не затушевывали противоречие требований бакунинского (и прудоновского) анархизма и коммунизма. Они сходятся лишь в очень далеком будущем, когда противоречия нынешних идеологических «измов» стираются.

Приведенные слова были сказаны Бакуниным в 1868 г., когда его взгляды вполне сформировались. Отмежевавшись от коммунизма, он позднее не заявлял, что поменял точку зрения и перешел на коммунистические позиции. Так что утверждения о приверженности Бакунина коммунистическим взглядам безосновательны.

Н.М. Пирумова вскользь упоминает об «анархо-коммунистической доктрине Бакунина» [421], не разъясняя и не обосновывая этот тезис. Его появление в работе крупнейшего советского бакуниноведа второй половины ХХ века может объясняться как цензурными соображениями (книга писалась до отмены цензуры, и Пирумова могла вставить такую фразу, чтобы сделать Бакунина ближе официальной идеологии) или «опиской», так как в этом месте Пирумова справедливо противопоставляет Бакунина и индивидуалиста Ницше. В другом месте, пытаясь противопоставить Бакунина Прудону (творчество которого не анализирует), Н.М. Пирумова снова упоминает об «аграрном коммунизме», в духе которого Бакунин воспринимает общинную организацию. Этот «дух» якобы противостоит «прудоновской взаимности» [422]. Поскольку никаких высказываний Бакунина здесь не приводится, остается неясным, что сама Пирумова понимает под коммунизмом (в частности – аграрным). Создается впечатление, что – коммунализм. Но тогда он никак не противостоит взглядам Прудона и не является коммунистическим в том смысле, в котором принято говорить о коммунизме применительно к марксистскому коммунизму и анархо-коммунизму. Так или иначе, но тезис о коммунистическом характере взглядов Бакунина 60-70-х гг. ошибочен [423], на что, как мы видели, прямо указал сам Бакунин.