Майкл Грант - Крушение Римской империи

Они остались, а в 382 г. Феодосии I сделал революционный шаг, разрешив всем германским племенам поселиться на территории Империи в качестве отдельных, автономных, союзнических либо федеральных субъектов при условии службы в римской армии, хотя и под началом их собственных командиров. Эта практика продолжалась и расширялась, и впоследствии такие федеральные субъекты стали регулярной и широко распространенной частью Империи.

В начале пятого века, когда вестготы и бургунды поселились в Галлии, было проведено формальное перераспределение земель, при котором местные римские собственники отдавали одну треть своей пашни германским иммигрантам. Со временем эта пропорция выросла до двух третей и включала в себя также владение недвижимостью; лесные территории делились пополам. Принципы такого распределения были взяты из старой римской практики расквартирования солдат у землевладельцев. Но теперь расквартирование стало непрерывным процессом, то же относилось и к передаче собственности. Старая оригинальная система была известна как гостеприимство, и это название продолжали использовать, так что для владельца и частично вытесняющего его германца существовал эвфемиам «хозяин» и «гость».

Эти переустройства составляли важную часть процесса, в ходе которого в античном мире постепенно формировались прообразы новых характерных особенностей национальностей средних веков. Роль, которую играли в этом историческом преобразовании поселенцы — вестготы и бургунды, можно оценить только задним числом. В те времена, когда они строили свои первые дома на земле Империи, у них и в мыслях не было расколоть Рим или отторгнуть его государственные институты.

Как показали археологические раскопки, германцы, жившие вне Империи, но в контакте с ней, за исключением варварских племен, таких, как англы, саксы и юты, вторгавшихся в Британию, — в определенной степени сами нуждались в романизации. Времена им кочевой жизни уже завершились, и им была нужна земля для обработки. Подобно их соплеменникам, раньше их просочившимся в течение столетий в Империю, их самым сильным желанием было обосноваться в одной из Имперских провинций и получить свою долю ее мирного благополучия.

Когда они поселились в этих провинциях, вопросы борьбы за полную независимость от Империи в первое время вообще не возникали. Напротив, эти вновь прибывшие германцы надеялись установить какую-то форму сосуществования. Это был исключительный момент. Появились проблески нового порядка, при котором и римляне и германцы могли стать добрыми партнерами.

Римляне ранее были не в состоянии удержать германцев за пределами империи, а теперь у них не было сил вытеснить их со своих территорий. Очевидно, римские поселенцы были не в восторге от перераспределения земли. Но тем не менее Рим отчаянно нуждался в военной службе иммигрантов, а также и в сельскохозяйственных рабочих. Более того, германцы, как представители «третьего мира», вкусившего плоды имперской цивилизации, стремились только (в той мере, в какой они вообще представляли ситуацию) к добрососедским отношениям с римлянами, среди которых они поселились. Конечно, практически у них не было выбора, поскольку доля германского элемента во всем населении была относительно малой. По-видимому, насчитывалось не более 100 000 вестготов во всем их королевстве, которое раскинулось от Луары до Гибралтара. Если это так, то они составляли не более двух процентов от всего населения этого региона.

В самом конце существования Империи вестготы выступили против Рима и разграбили его. Их лидера Алариха не следует воспринимать только, как захватчика Рима. Исходно он был куда более положительной и неординарной личностью, человеком, который согласно готскому историку шестого века Иордану, стремился к образованию единого германо-романского народа. Его сын и преемник Атаулф (410—415), который женился на сводной сестре Гонория, Пласидии, сформулировал те же идеалы на языке, который остается совершенно уместным и сегодня в связи с нашими расовыми проблемами. Житель Нарбо (Нарбон-ны) рассказывал Орозию, автору Истории против язычников, что Атаулф говорил следующее:

…Начнем с того, что я горячо мечтаю стереть само имя римляне и преобразовать Римскую империю в Готическую империю. Романия, как ее обычно называют, должна стать Готией, а Атаулф должен заменить Цезаря Августа. Но давний опыт учит меня, что неуправляемое варварство готов несовместимо с законами.

Без законов нет государства. Поэтому я решил скорее стремиться к возрождению славы Рима во всей его незыблемости и к ее умножению за счет мощи готов. Я хочу, чтобы потомки связывали с моим именем возрождение Рима, а не его разрушение.

Так что существовал прекрасный идеал, к которому явно стремились, по меньшей мере, некоторые лидеры германцев. Их практические возможности проанализировал Иосиф Фогг в своей книге Упадок Рима, изданной в 1967 годе.

…Вестготы и бургунды были «постояльцами» в римских провинциях и как таковые всецело зависели от земельных установлений. Численное меньшинство чужеродцев само по себе являлось поводом для достижения согласия с местным населением. Этим германским меньшинствам было трудно устоять против давления Рима.

Более того, солидарность германцев в какой-то степени нарушалась из-за их собственной общественной организации. У вестготов были верхний и нижний слои общества, каждый живший по собственным законам, а бургунды были разбиты на три слоя — высший, средний и низший.

На таком шатком фундаменте два народа стремились построить государство, которое бы включало и германцев и римлян, два разнородных элемента, обязанных жить бок о бок и при этом сохранять свою идентичность.

Наиболее важной связью, скреплявшей их, был [германский] монарх. Для своих римских субъектов он стал приемлемым благодаря официальным и почетным титулам, дарованным римским императором, и вымышленным родством с императорским двором. С ассамблеей германских воинов редко советовались перед принятием важных решений, а германская аристократия должна была довольствоваться службой королю.

С самого начгла римляне заняли высокое положение в центральном правительстве и при королевском дворе, с которым правительство было тесно связано. Суд лорда-канцлера сохранил свою римскую печать, структура провинциальных правительств оставалась нетронутой, и не было никаких препятствий в делах экономики. Латинский был принят в качестве административного языка, налоговую систему не изменили, а в чеканке монет следовали имперским образцам.

Но основной вопрос заключался в следующем: как собирались себя вести римляне в этом беспрецедентном эксперименте сосуществования, в котором от них требовалось разделить свои провинции и свои земли с другой расой в незнакомых условиях сотрудничества?