Люсьен Мюссе - Варварские нашествия на Европу: германский натиск

Хотя регулярные сражения были не слишком многочисленными, история завоеваний в значительной мере остается историей военной. Следовало бы лучше изучить тактику и методы ведения битвы, однако точные документы редки [262].

Структура варварских армий строилась на воинской обязанности всех свободных мужчин, способных сражаться, экипироваться и прокормиться, по крайней мере, в течение короткой экспедиции. Бургунды и франки распространяли эту систему и на своих римских подданных. Деление на отряды в период переселения, безусловно, происходило на племенной основе. Впоследствии оно опиралось на территориальное деление. Командование, первоначально осуществлявшееся наследственными вождями или богачами, которые возглавляли значительную comitatus (военную свиту), позднее, в эпоху Меровингов, перешло к местным представителям королевской власти, графам. Мы располагаем точными указаниями о низших подразделениях только у тех народов, которые долгое время соприкасались с римскими армиями на Востоке, где организация оставалась жесткой, а также у готов и лангобардов.

Благодаря археологии, оружие мы знаем лучше всего, по крайней мере, в тот период после IV в., когда обычным становится его захоронение в могилах воинов. Как и другие элементы цивилизации, оно сильно изменилось между подготовительной фазой «летов» и миграционным периодом эпохи нашествий: например, во владениях франков метательный топор и меч приобретают свою окончательную форму только в VI в. Каждый народ имеет свои характерные разновидности оружия. На стр. 284 мы рассмотрим вооружение франков, которые, подобно англосаксам, были в основном пехотинцами. Конные аламанны умело пользовались длинным мечом. Кроме бургундов, никто из западных германцев не придавал большого значения оборонительному вооружению и луку. Оружие готов нам известно плохо: они не клали его в могилы. Вандалы, в большинстве своем всадники, использовали копье, длинный меч, лук и часто носили латы.

Одна из самых важных проблем, связанных с гражданской организацией германцев, касается рода (нем. Sippe). Это понятие, сыгравшее ключевую роль в построениях немецких юристов, остается туманным. Соответствующим термином, по мнению большинства авторов, является fara, засвидетельствованная у франков (только топонимией: Фер-Шампануаз, Ла Фер) и лангобардов (топонимией, историографией и юридическими источниками). Членами/ara, очевидно, являлись faramanni (фараманнами), термин, который известен только у бургундов. Но что же такое в действительности/ara? Павел Диакон, лангобард, дает определение: «фары» — это generationes vel lineas (Hist. Langob., II, 9). На первый взгляд, fara действительно кажется гражданским институтом, группой людей, происходящих от общего предка. Но тот же Павел Диакон говорит, что это первичная ячейка армии, что подтверждается и эдиктом короля Ротари. Впрочем, греческие тактики подтверждают, что лангобарды сражаются семьями [263]. Тогда действительно ли речь идет о семье или о «ячейке самообороны»? Лучший итальянский специалист, Богнетти, верит в военное объединение. Остается faramannus. Бурдиндская правда (LIV, 2) употребляет это слово в смысле consors, «участник союза между римлянами и варварами, имеющего целью эксплуатацию земли». Фредегар называет «фараманнами» аристократию, а в лионском и форезском диалектах этот термин сохранился со значением «бродяга». Все это не позволяет выдвинуть целостную теорию/яга как рода, и мы по-прежнему пребываем в неуверенности перед лицом французских и итальянских топонимов, производных от fara: о чем они говорят — о расселении семейных групп или военной колонизации [264]?

Одна из главных трудностей в истории нашествий связана с интеллектуальной позицией, унаследованной от античности. При встрече с новым этническим наименованием историография всегда испытывает нерешительность: если на полке библиотеки прославленных авторов она отыскивает уже ставшее привычным название, то использует его в качестве замены. Отсюда, как можно догадаться, неточности и систематическое обращение к «обноскам», под которыми нет ничего конкретного.

Эта тенденция коснулась главным образом степных народов: готы были окрещены гетами, гунны переряжены в скифов, а авары стали гуннами. Долгое посмертное странствие совершили также маркоманы, квады и сарматы. Вандалы в агиографических рассказах выступают в качестве удобного подставного лица на месте всех мыслимых завоевателей Галлии, как и аланы. Литературным термином, обозначающим франка, стал сикамбр. Лишь лангобарды и саксы избегли подобного маскарада.

Еще одной темой для исследования могла бы стать иконография завоевателей-варваров. Ценная документация собрана в отношении готов [265]. Вожди и простые солдаты носили характерную прическу: длинные волосы закрывали часть лба, а ниже ушей закручивались на своеобразные «бигуди». У вандалов Куртуа нашел только тексты, одну утраченную мозаику и одну спорную [266]. Если не считать вклада погребальной археологии, то о других народах мы знаем не больше. Следовало бы одновременно изучить исчезновение в триумфальной иконографии (которая сохранилась на Востоке) классической фигуры варвара, унаследованной от эллинистического образа галата, и ее замещение реалистическими изображениями, вроде готов на обелиске Феодосия в Константинополе.

Отношения Рима и варваров в V в. редко рассматриваются в контексте дипломатической истории [267]. Каким образом осуществлялись контакты между Римом и варварскими королями? Следовало бы провести исследование на тему посреднической роли священнослужителей: нам известно о встрече папы Льва с Аттилой, правда, в сопровождении высокопоставленных чиновников; о действиях святого Германа Оксеррского в борьбе против багаудов и британских сепаратистов, о епископах, служивших посредниками между готским королями Тулузы и Империей. Какому церемониалу при этом следовали [268]?

Каково было значение выплачиваемой Римом дани: не только ее размеров, но и содержания (кажется, скандинавы никогда не соглашались принимать triens, а только aurei [269]), источников и эффективности этих выплат? Можно подсчитать, сколько получили от Рима Аларих, Гензерих и Аттила, но на что эти суммы тратились? Разумеется, главным образом на покупку продовольствия и оружия, но еще их копили, снаряжали на них посольства, может быть, приносили в дар. Представляется, что в отличие от того, что имело место в конце движения викингов, их экономическая ценность была отрицательной.

Надо изучить и другую похожую практику — институт предоставления заложников в обеспечение faedus — обычное явление на протяжении всего V в. В 418 г. один сенатор, родственник будущего императора Авита, был передан вестготскому королю. Аэций в молодости был заложником у Алариха, а затем при дворе гуннов; в 448 г. его сын был отдан Аттиле вместе с сыном одного сенатора. Значимость этих эпизодов для подготовки взаимопонимания между варварскими королями и римской аристократией видна главным образом на примере Аэция.