Рокуэлл Кент - Саламина

Когда замерзало море, отец и сын выходили охотиться на лед. В старое время всегда охотились на тюленей с гарпуном у лунки во льду. Однажды во время такой охоты сын, быстроногий бегун, упал в воду.

Как раз в этот момент брат Эви Кунак, находившийся дома, почувствовал, что ему особенно весело. Он сидел на нарах и все время пел песни.

Быстроногий бегун, выбравшись из воды, побежал как мог быстрее к берегу, однако был сильный мороз, его одежда моментально покрылась льдом, и вскоре он не смог двигаться. Тогда отец схватил сына и потащил к берегу. Сначала все шло хорошо, но затем силы покинули отца, а до берега было еще далеко, он больше не мог тащить сына. Удивившись этому, он оглянулся и увидел рядом своего старшего брата, тащившего его сына обратно. Эви прогнал Кунака и опять поволок сына.

Скоро он снова выбился из сил, а старший брат опять схватил его сына и понес в противоположную сторону. И на этот раз Эви заставил брата уйти, но в конце концов отцу пришлось отказаться от борьбы, так как какая-то сила все время тянула сына назад. Быстроногий бегун потерял сознание, и отец побежал домой за санями. Войдя в дом, он увидел брата раздетым, по-прежнему сидящим на краю нар. Так как всего за минуту перед этим Эви видел, как Кунак мешал ему спасти сына, то он не мог удержаться и сказал старшему брату несколько сердитых слов. Оказывается, тот совсем и не выходил из дому. Какой же страшной колдовской силой владел в таком случае брат Эви.

Когда к оставленному на льду сыну подъехали на санях, он был уже мертв. Тело привезли на берег и похоронили за небольшим холмом, который теперь называется "могила большого утопленника".

После смерти сына Эви навсегда покинул Кекертат.

Однажды зимой, когда лед уже стал, много народу из различных поселков отправилось в Кекертат играть в мяч. Каждый раз, как подъезжали новые сани, Кунак спрашивал: "Это кто приехал?", так как прибывших надо было угощать мороженым мясом. Через некоторое время приехал и Эви, чтобы принять участие в игре в мяч. Со дня смерти сына это был первый приезд Эви в Кекертат.

Когда Эви подъехал, старший брат Кунак, как обычно, спросил, кто приехал. Услышав, что это Эви, он заметил:

- Странно, что ему здесь надо?

Обычно мяч делали из шкуры тюленя, наполняли ее песком, придавая форму шара.

Итак, все вышли на лед, и все, мужчины и женщины, начали борьбу за мяч. К игре присоединились также Эви и Кунак. Вдруг один из игроков, схватив мяч, побежал с ним к своим саням, стоявшим тут же наготове. Но один из преследователей настиг бежавшего и толкнул его так, что тот упал. Игра началась по-настоящему.

Во время игры люди заметили, что Кунак схватил Эви и борется с ним, пытаясь свалить его наземь. Заметили также, что у старшего брата - это на него похоже - в рукаве спрятан железный прут, и он, пока безуспешно, пытается этим прутом убить Эви. Тогда все игроки побежали к ним, схватили старшего брата, отняли у него железный прут и отдали Эви. Он взял прут и, ударив им несколько раз брата по голове, убил его. Затем Эви начал оплакивать Кунака, приговаривая при этом:

- О, когда-то я слушал тебя!

При жизни брата он, бывало, слушал его песни.

Игра возобновилась, и все опять увлеклись ею. В этой игре гонятся за тем, у кого мяч. Нагнав, опрокидывают его, выхватив мяч, пытаются добежать с ним до саней и увезти его к себе в поселок. Тот, кто доберется до поселка с мячом, бежит с ним к дому и, разбив окно, швыряет тяжелый мяч в дом. Победитель в игре - гордость жителей поселка.

Часто мяч наполняли не только песком. Иногда гренландцы клали в него столь ценившееся в старину нарезанное мясо нарвала или оленью шкуру, или еще что-нибудь подобное, поэтому всем очень хотелось завладеть мячом. В старые времена на севере Гренландии мало водилось оленей, поэтому очень ценились оборки из оленьей шкуры для женских капюшонов.

Когда победивший игрок возвращался домой с мячом, он приглашал всех жителей поселка к себе в дом на праздник с песнями. Как правило, на него приходила масса народу из других поселков, и дом бывал переполнен. Все очень веселились. Детей с собой не брали, а оставляли дома на попечении какого-нибудь инвалида. Когда праздник кончался и люди расходились спать, женщины выходили навстречу мужчинам.

Так происходило и в этот раз. После игры в мяч в Кекертате победитель вернулся с мячом домой и устроил праздник. Гости оставили детей дома, как это обычно делалось, под присмотром слабосильной старушки. Один ребенок начал плакать, и присматривавшая за ним старушка по просьбе детей сделала им "аягок" из собачьей лопатки. Вскоре все дети увлеклись игрой.

В этой игре, если ребенку не удается попасть в одну из дырок на аягоке, он передает его следующему. И так, от одного к другому, аягок дошел до самого младшего. Этот не промахнулся ни разу. Во время игры дети заметили, что нары, на которых они сидели, движутся, а шкура на окне выпучилась внутрь. Тогда один из ребят бросил аягок в окно. Было очень ветрено, все лампы задуло. Дети забились в угол на нарах, а самый старший отправился в соседний дом за огнем. Лампы зажгли, дети продолжили игру, и, как и раньше, младший ни разу не промахнулся. Потом нары снова начали двигаться, и тут в дальнем конце сеней появилась большая фигура, одетая в амаут (меховая одежда с капюшоном; в капюшоне часто носят маленьких детей). Повернувшись лицом к морю и держась спиной к детям, фигура стала приближаться. Наконец она обернулась и показала свое лицо. Дети в испуге убежали. Тогда старушка, присматривавшая за детьми, взяла свое "уло", ударила им привидение по лицу, начала бить его ногами и прогнала вон.

Когда люди вернулись из гостей, старики сказали: "аясисарпут".

На этом кончается история о Нернаке и его семье, рассказанная дочерью Нернака, Арнапе.

* * *

Исходя из приводимых ниже заключительных "воспоминаний" Эмануэля, есть основание думать, что его дед ангакок, если он когда-нибудь существовал, приходился ему прапрадедом. Из повествования это ясно, но все даты, приводимые в рассказе, нас путают. Даты у Эмануэля странные. Ему ничего не стоит сказать: "В 1869 году я впервые заметил, что у меня есть старая бабка", хотя записи в церковной книге показывают, что только 28 марта 1871 года мать Эмануэля заметила, что у нее есть Эмануэль. В лучшем случае он был замечен в августе 1870 года, если предположить, что мать знала о нем за восемь месяцев до его появления на свет. Но что знают эти старики о датах? И какое им до них дело? В день рождения сестры Эмануэля, Беаты, я спросил ее:

- Сколько вам сегодня исполнилось, Беата? Тридцать два?

- Не знаю, - ответила она, - может быть.

- Или, может быть, тридцать три?

- Да, - сказала она и радостно улыбнулась.