Борис Башилов - Рыцарь времен протекших... Павел Первый и масоны

Когда утром 7 марта, за несколько дней до убийства, Пален вошел в кабинет Императора Павла, он, по его словом, "застал его в размышлении и серьезным".

"Вдруг он спрашивает меня:

— Господин фон Пален, вы были здесь в 1762 году?

— Был, Государь!

— Так вы были здесь?

— Да, Государь! Но что Ваше Величество хочет сказать?

— При вас ли произошел переворот, лишивший отца престола и жизни?

— Я был свидетелем этого, но не участвовал в этом, я был очень молодым унтер-офицером Кавалергардского полка, но почему Ваше Величество ставит мне этот вопрос?

— Почему? Да потому, что хотят возобновить 1762 год.

Я затрепетал при этих словах, но тотчас овладел собой и сказал:

— Да, Государь, это хотят сделать: я это знаю, ибо сам принадлежу к заговору.

— Что вы говорите?

— Да, Государь, я принадлежу к этому заговору и должен делать вид, что принадлежу к нему: мог ли бы я иначе знать, что замышляется, если бы не делал вид, что принадлежу к заговору. Но будьте покойны. Вам нечего опасаться: я держу все нити заговора".

Павел сделал вид, что поверил Палену, но известно, что им тайно были посланы верные лица к Аракчееву и Бринкеру.

Сообщив, с какой целью он состоит в заговоре, Пален посоветовал Павлу наложить домашний арест на сыновей и привести их к присяге. Павел поверил или сделал вид, что поверил Палену, чтобы не дать ему понять, что он подозревает его, и отдал приказ наложить домашний арест на Великих Князей.

Посоветовав эти меры Павлу, Пален немедленно же обратил их против него. Встретившись с Александром, Пален показал ему приказ об аресте и дал понять, что это еще не все худшее, что его ждет и этим вынудил у него дать согласие на участие в заговоре. Александр снова потребовал у Палена, чтобы он дал честное слово, что никто не посягнет на жизнь его отца.

Пален, конечно, дал честное слово, что с Павлом ничего не случится, что его только арестуют. Но это была очередная ложь.

"Я должен признаться, — говорил Пален Ланжерону, — что Великий Князь Александр сначала не соглашался ни на что, пока я не предложил дать ему честное слово, что никто не посягнет на жизнь его отца". — И цинично продолжает, — "Я не был так безрассуден, чтобы ручаться за то, что невозможно. Но нужно было успокоить угрызения его совести: я наружно согласился с его намерением, хотя был убежден в его невыполнимости".

Характеристика Ростопчина была абсолютно верна: Пален был настоящий сын Маккиавелли и настоящий демон интриги. Это был провокатор, равный по размерам Азефу.

Узнав, что Павел отправил курьера к Аракчееву, Пален задержал его на некоторое время. А когда Аракчеев прибыл в Петербург, его задержали на заставе, сообщив, что Император запретил кому-либо въезд в столицу.

За несколько дней до убийства Императора гр. Ф. Ростопчин получил от него депешу, в которой находились торопливо написанные слова:

"Вы мне нужны. Приезжайте немедленно. Павел".

Ростопчин выехал в Петербург, но когда приехал, то увидел Императора уже мертвым.

В день убийства Павел спросил Палена, что он считает необходимым предпринять для его безопасности. Пален ответил, указывая на комнату, где находились часовые преданного Павлу полковника Саблукова:

"Я не ручаюсь за то, что может случиться, если Вы, Ваше Величество, не отошлете этих якобинцев и если Вы не прикажете заколотить дверь в спальню Императрицы".

Павел приказал Саблукову увести своих солдат из дворца и заколотить единственную дверь, сквозь которую он мог скрыться от убийц.

Граф Ланжерон, в своих записках, передает следующий рассказ масона Кутузова (командовавшего русской армией во время Отечественной войны):

"Мы сидели 11 марта вечером за ужином у Императора. Нас было двадцать человек за столом. Он был очень весел и много шутил с моей старший дочерью, придворной фрейлиной, сидевшей напротив Императора. После ужина он беседовал со мной. Посмотрев в зеркало, которое неверно показывало, он, смеясь, сказал:

"Удивительное зеркало, когда я смотрюсь в него, мне кажется, что у меня шея свернута".

Кутузов, также, как и Павел, как и граф Строганов, знал, что через полтора часа у Императора будет действительно свернута шея, но не счел нужным предупредить Павла о готовящемся преступлении.

В эту же ночь 60 офицеров ворвались в спальню и зверски убили Павла, спрашивавшего: "Что я вам сделал? Что я вам сделал?"

Пален явился с караулом только тогда, когда все было кончено. Он и тут остался верен себе. Если бы убийство не удалось, он бы выступил в роли спасителя Павла.

"Действительно, — сообщает, например, Бернгардт, — среди тех, которые хорошо знали Палена, было распространено мнение, что он замышлял в случае неудачи переворота арестовать Великого Князя Александра вместе со всеми заговорщиками и предстать перед Павлом в роли его спасителя".

Император Павел уже два дня лежал в гробу с лицом, закрытым кисеей, когда прибывший из Парижа курьер привез министру иностранных дел следующее письмо министра иностранных дел Франции князя Талейрана.

"Господин граф!

Курьер Нейман, который везет Его Императорскому Высочеству ответ Первого Консула, был бы отправлен раньше, если бы мы не ждали известия о прибытии во Францию господина графа Колычева через несколько дней. Теперь у нас есть уверенность, что он будет в Париже через несколько дней, и я должен выразить удовлетворение, что пришел момент, когда путем откровенных и углубленных переговоров обо всех предметах общего интереса будет возможно укрепить мир на континенте и подготовить свободу морей.

Примите, господин граф, выражение моего высокого уважения.

Шарль-Морис Талейран".

Комментируя это письмо французского министра иностранных дел, академик Е. В. Тарле пишет в книге "Талейран": "Каков внутренний скрытый смысл "в этих вылощенных французских фразах талейрановского письма, фатально и непоправимо опоздавшего на двое суток? Речь идет об оформлении франко-русского соглашения, которое установит прочный мир на континенте, то есть в понимании Наполеона, с одной стороны, и Ростопчина — с другой, обеспечит владычество франко-русского союза на европейском континенте".

Когда в Париж пришла весть, что Павел задушен в Михайловском дворце, Бонапарта охватил яростный гнев:

"Англичане промахнулись по мне в Париже 3 нивоза, [31] Намек Наполеона на взрыв адской машины на ул. Сен-Никез. но они не промахнулись по мне в Петербурге", — гневно кричал он.

"Для него, — пишет Тарле, — никакого сомнения не было, что убийство Павла организовали англичане. Союз с Россией рухнул в ту мартовскую ночь, когда заговорщики вошли в спальню Павла".