Эрнест Лависс - Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815

Действительно, «депутация» «священной» (германской) империи, собравшаяся в Регенсбурге в марте 1803 года, постановила (ст. 35), что все владения капитулов, аббатств и монастырей должны быть повсеместно переданы в распоряжение князей «как для покрытия издержек по культу, народному образованию и другим ведомствам, так и для поправления их финансов». В силу этого постановления тотчас были секуляризованы тринадцать церковных княжеств и множество иммедиатпых (т. е. зависевших непосредственно от германской империи) аббатств, не считая епископства Льежского и трех церковных курфюршеств, уступленных Франции: Кельнского, Майнцского и Трирского. И так как большинство секуляризованных этим путем земель досталось князьям протестантского вероисповедания или проникнутым иозефистскими идеями, то католическая церковь оказалась в этих областях почти беззащитной [85]. Один только князь-архиепископ Майнцский Карл-Теодор Дальберг (ум. в 1817 г.) сумел сохранить свое положение благодаря влиянию Наполеона, к которому он успел втереться в фавориты: он добился того, что его архиепископская кафедра была перенесена из майнцской епархии в регенсбургскую, превращенную для него в княжество (1 февраля 1803 г.). Он ухитрился даже распространить свою юрисдикцию в качестве «примаса Германии» на часть бывших церковных владений майнцских, кельнских и трирских, расположенных на правом берегу Рейна.

Узаконивая секуляризацию, Регенсбургский сейм принципиально установил, что государи, которые воспользуются ее плодами, обязаны давать средства на содержание церкви в своих княжествах. Уцелевшие капитулы должны были получать определенный доход, церковнослужители и монахи — годовую пенсию. Эти ренты были невелики и уплачивались неисправно. За церквами не было обеспечено никаких дотаций. Кроме того, епископы часто оставались без капитулов вследствие смерти и ухода каноников, епархии — без пастырей вследствие смерти епископов. За исключением немногих епархий, как, например, мюнстерской, где Франц Фюрстенберг сумел сохранить свой авторитет, немецкая церковь находилась в упадке.

Необходимо было принять меры. Бавария и вслед за ней Вюртемберг подняли вопрос о заключении конкордата. Но пока Германская империя еще существовала, папа предпочитал заключить один конкордат для всей империи и не хотел считаться с отдельными государствами. В 1806 году Наполеон сам намеревался заключить конкордат для Рейнского союза.

Впрочем, эти конкордаты никогда не были заключены, и для обеспечения правильного хода церковного управления в вакантных епархиях папе не оставалось ничего другого, как учредить кое-где апостольские викариаты (Врухзаль, Элльванген, Констанц). Но это средство плохо служило своей цели. Апостольские викарии, чуждые своим епархиям, были пассивны и не пользовались доверием паствы; а те из них, чье управление могло бы быть полезным, встречали всевозможные помехи со стороны правительств. Светская власть вмешивалась во все и хотела распоряжаться всем, вплоть до чина богослужения и текста молитв. Здесь все еще царила иозефистская система, несмотря на то что Леопольд II (1790–1792) отменил наиболее стеснительные мероприятия своего брата и, в частности, упразднил «главные семинарии». Влияние Меттерниха при Франце I (1792–1835) упрочило здесь мелочно придирчивую политику австрийской бюрократии. Этот пример нашел подражание и в других местах. В феврале 1812 года прусский король лично учредил в Бреславле новый капитул при соборе, не спрашивая разрешения папы. Правда, пленение Пия VII затрудняло сношения с ним. Так тянулось дело до Венского конгресса, и нигде не было принято никаких мер к окончательному урегулированию вопроса.

Церковь в Италии [86]; конкордат 1803 года.Успехи французского владычества в Италии навлекли на итальянскую церковь те же мероприятия, какие постигли французскую церковь: упразднение монастырей и ковдрегаций (сначала частичное, затем общее в 1810 году), конфискацию церковных имуществ, беспрестанные вторжения в церковную юрисдикцию, сокращение числа епископств, вынужденное у папы путем неотступных требований. В 1803 году в Пьемонте было уничтожено девять епископств (из семнадцати), в Папской области — семнадцать. В том же году Цизальпинская республика заключила с Пием VII конкордат, сходный с французским, но более выгодный для церкви (16 сентября 1803 г.). Особенно важно было то, что епископы сохранили право свободно сноситься с папой. Но преимущества, приобретенные по этому конкордату церковью, были значительно урезаны декретом президента Мельци (февраль 1804 г.), придавшим чрезвычайно распространительный смысл статьям, выгодным для правительства, и ограничительный — статьям, выгодным для церкви.

После того как Наполеон возложил на себя железную (итальянскую) корону (1805), отношения еще более обострились. По присоединении папских владений к Империи французский конкордат был особым декретом распространен на всю Италию (1809), и принципы галликанской церкви объявлены господствующими по всей Империи (1810); епископы, отказавшиеся принять их, были брошены в тюрьму.

Церковь в Испании [87].Испанскую церковь постигла почти та же участь, что и итальянскую. После испанского восстания, в котором приняло участие довольно много монахов, Наполеон, вступив в Мадрид, упразднил две трети монастырей (особенно нищенствующих орденов), конфисковал их имущества и оказал лишенным крова монахам лишь ничтожную материальную помощь (1808). Затем епископам и капитулам предложено было публично заявить о своем согласии с галликанскими принципами. Несколько прелатов — большей частью французские епископы, назначенные на испанские кафедры, — подчинились; остальные, как и в Италии, были заключены в тюрьму.

Таким образом, к концу Империи Наполеон уничтожил повсюду плоды того дела преобразования и умиротворения церкви, которое им было начато в эпоху Консульства.

Время Империи было переходным временем. Таким его нужно признать, потому что в нем очень определенно столкнулись вкусы, воспитанные прошлым, и те тенденции, из которых в скором времени должно было возникнуть очень значительное литературное движение. На этой основе вскоре создалась литература, полная более ярких противоречий, чем в какое-либо иное время. Таковой именно была французская литература в период с 1799 по 1815 год. Часть литературной армии продолжала подражать «великим образцам» XVIII века и опираться на Вольтера, Сен-Ламбера, Кребильона-младшего и Дидро; другая — искала нового пути, еще никому не подражая (в чем она была права), исходя главным образом из того принципа, что прежде всего нужно презирать и забыть XVIII век. Отсюда два течения, которые то шли параллельно, то сталкивались и перекрещивались.