Эрнест Лависс - Том 7. Конец века (1870-1900). Часть первая

Ответом правительства на это последнее покушение было учреждение должности военных генерал-губернаторов. Россия была разделена на шесть обширных генерал-губернаторств, начальники которых были облечены неограниченной властью. Отныне но решению генерал-губернатора любой обвиняемый мог быть изъят из подсудности, которой подлежал по обычному порядку, и предан военному суду. Он мог быть отдан под суд без предварительного следствия, осужден без устных показаний свидетелей, казнен без рассмотрения его кассационной жалобы (указ 9 августа 1878 года). Это было как бы официальное установление белого террора в ответ на красный террор. Революционеры гордились тем, что довели правительство до слепого ожесточения. «…Три-четыре удачных политических убийства, — говорилось в их органе Земля и воля, — заставили наше правительство вводить военные законы, увеличивать жандармские дивизионы, расставлять казаков по улицам, назначать урядников по деревням — одним словом, выкидывать такие salto mortale самодержавия, к каким не принудили его ни годы пропаганды, ни века недовольства во всей России, ни волнения молодежи, ни проклятия тысяч жертв, замученных им на каторге и в ссылке… Вот почему мы признаем политическое убийство одним из главных средств борьбы с деспотизмом», и, отказываясь от незначительных убийств, «Исполнительный комитет» (не признавший себя ответственным за покушение Соловьева) прокламацией 26 августа 1879 года приговорил к смерти императора Александра II.

1 декабря 1879 года под Москвой был взорван возвращавшийся из Крыма императорский поезд; взрыв разрушил полотно железной дороги, но император проехал предыдущим поездом. Надо было снова браться за дело. 26 (14) января 1880 года прокламация «Исполнительного комитета» уведомила императора об условиях, на которых он может быть помилован: объявление свободы совести и печати, учреждение народного представительства. Правительство не дало на предъявленные ему требования никакого ответа. 17 (5) февраля страшный взрыв потряс здание Зимнего дворца в шесть часов вечера — в момент, когда императорская фамилия должна была войти в столовую; было взорвано караульное помещение, находившееся под императорской столовой. В караульном помещении было убито и ранено сорок солдат Финляндского полка; император спасся благодаря опозданию одного из своих гостей, князя болгарского.

Казалось, бессилие системы крайних репрессий было вполне доказано. Чем больше ссылали, чем больше казнили, тем смелее становились революционеры, тем совершеннее становились методы их действия. Люди, посредством этих действий державшие правительство в страхе, были в сущности немногочисленны. Многих из прежних пропагандистов уже не было в живых; из тех, кому удалось скрыться от полиции, самая маленькая группа, имевшая своим органом Землю и волю, вступила на путь террористических актов. Но малочисленность революционеров возмещалась смелостью, холодной решимостью, непреклонной волей и, наконец, дисциплиной, благодаря которой все они — безразлично, работали ли они в одиночку или группами — с одного конца России до другого повиновались плану действия, составленному «Исполнительным комитетом». Бесконечное терпение и энергия, с которыми они подготовляли свои покушения, поистине изумительны. Когда дело шло о том, чтобы взорвать императорский поезд при возвращении Александра II из Крыма, на пути были заложены три мины; первая не была готова во-время; во второй электрический прибор, который должен был воспламенить динамит, оказался неисправным; мы уже говорили о действии третьей. Чтобы ее заложить, пришлось работать два с половиной месяца. Главным организатором покушения был Гартман, арест которого в Париже, а затем освобождение (1880) вызвали трения между французским и русским правительствами. Под видом ремесленника из Саратова он купил домик вблизи полотна железной дороги и поселился там с Софьей Перовской, выдавая ее за свою жену. К ним тайно присоединилось трое или четверо товарищей; Софья Перовская готовила для них пищу. Они проложили галерею в 45 метров длины и 85 сантиметров ширины, работая по колено в грязи и холодной, как лед, воде примитивнейшими инструментами, не обладая притом никакими специальными знаниями по минному делу. Полиция, внимание которой было привлечено кое-какими мелочами, сделала обыск в их домике [206]. Софья Перовская встретила полицейских со спокойным лицом и рассеяла их подозрения.

Главным, если не единственным организатором покушения в Зимнем дворце был Халтурин, столяр, которому «Исполнительный комитет» только выдал динамит. Халтурин сумел наняться на работы, производившиеся в погребах Зимнего дворца под самым местом расположения императорской столовой. Он жил там в течение нескольких месяцев, в постоянном напряжении не только из-за обысков полиции, знавшей о том, что дворцу угрожает опасность, но и из-за неосторожности своих товарищей по работе; спал Халтурин на динамите, стоически перенося вызываемые им ужасные головные боли. Ему удалось выйти из дворца до взрыва, и когда впоследствии он был арестован в Одессе за участие в другом покушении, власти судили его и приговорили к смертной казни, приведенной в исполнение в двадцать четыре часа, даже и не подозревая, что он был организатором взрыва в Зимнем дворце [207].

Впрочем, нужно признаться, что как ни велики были энергия и мужество заговорщиков, бессилие против них правительства проистекало в большей мере от его ошибок, чем от их находчивости. Свирепые репрессии, которым предались генерал-губернаторы, вырвали жертвы почти во всех интеллигентных семьях; все жили в страхе высылки «в кибитке» [208], ссылки без суда и следствия; поэтому революционеры повсюду, даже в самых, казалось бы, консервативных кругах, встречали симпатию и содействие. Разумеется, покушения не одобрялись, но для них находили оправдание в действиях правительства; широкие круги общества не помогали полиции, при случае направляли ее на ложный след, принимали участие в устраиваемых под флагом благотворительности сборах, цель которых, однако, не вызывала никакого сомнения — все это в надежде, что если «нигилистам» наконец удастся нанести решительный удар, то террору придет конец и будет установлена конституция. «Послушайте, — сказал однажды один убежденный реакционер своему врачу, подозреваемому в нигилизме, — вот двести рублей на динамит, и чтобы был конец!»

Такие умонастроения были для правительства особенно опасны. Правительство поняло это после покушения 17 февраля. Несколько дней спустя под председательством императора состоялось совещание генерал-губернаторов; харьковский генерал-губернатор Лорис-Меликов высказался на нем за такой образ правления, который, продолжая полностью борьбу с революционерами, удовлетворил бы до некоторой степени желания общества. Его красноречие убедило императора. 24 февраля Лорис-Меликов был назначен председателем Верховной распорядительной комиссии с почти неограниченными полномочиями; фактически он стал в России диктатором.