Эрнест Лависс - Том 7. Конец века (1870-1900). Часть первая

Коалиция.Граф Гогенварт — закулисный руководитель министерства Тааффе — и либеральная левая непрестанно боролись друг с другом, тайно и явно, в продолжение четырнадцати лет. Но, охваченные общим гневом и страхом, они примирились в два дня. Польский клуб, всегда проявлявший угодливость, пополнил собой большинство, и было сформировано коалиционное парламентское министерство. Если бы император задался целью обратить парламентарный режим в посмешище, чтобы тем быстрее вернуться к внепартийному управлению, он не мог бы придумать ничего лучшего. Не имея возможности столковаться на какой-либо положительной программе, новоявленные союзники приняли программу отрицательную; они условились не поднимать ни одного из тех вопросов, по которым они были разных мнений; но не было ни одного вопроса, где они сходились бы во мнениях. Их связывал только страх: страх перед всяким новшеством и всяким народнвш движением, страх перед младочехами и страх перед избирательной реформой.

Эта реформа была опасным наследием, которое граф Тааффе оставил своим преемникам. Волей-неволей они должны были обещать в первых же строках своей программы «широкую реформу, которая, не нарушая представительства интересов, установленного действующей конституцией, и серьезно считаясь со своеобразнвши условиями различных королевств и провинций, значительно расширит избирательное право, распространяя его на классы, до сих пор им не пользовавшиеся, в частности — на рабочих, но сохранит за буржуазией и сельским населением то влияние, которым они пользовались до сих пор в политической жизни». Этот неудобопонятный жаргон, эти туманные и противоречивые обещания выдавали растерянность правительства. Система Шмерлинга не заслуживала исправления; ее следовало отмести целиком. Нетерпимая, несправедливая, узкая и мелочная с самого начала, она с течением времени, по мере политического и социального роста Австрии, все резче выявляла свои недостатки и наконец стала совершенно невыносимой. Как все цензитарные системы, она естественно привела к тому, что избирательное право вследствие постепенного устранения средних классов превратилось в монополию; с 1885 по 1891 год отношение числа избирателей к числу жителей понизилось в городах с 70 до 61 на тысячу, в сельских местностях — с 77 до 75. При всяком пересмотре избирательных списков число недовольных возрастало; самым опасным элементом среди них были рабочие, совершенно не пользовавшиеся правом голоса. Агитация за введение всеобщего избирательного права усилилась: все народные партии, немецкие националисты, венские демократы и, наконец, младочехи были охвачены ею и перенесли ее в парламент, а проект графа Тааффе дал ей официальную санкцию. Но коалиция и слушать не хотела о всеобщем избирательном праве. Либеральная левая рассматривала свои мандаты как свою собственность и отвергала всякую реформу, которая умалила бы ее влияние в парламенте. Для поляков всего важнее было сохранить единство польского представительства и не допускать в парламент независимых галицийских депутатов, которые дерзнули бы заявить с трибуны о насущных нуждах галицийских крестьян и рабочих и могли бы раскрыть перед западной Австрией закулисные стороны польской политики и администрации. Клерикалы согласны были на реформу при условии, что она распространится только на «средние» классы — на ремесленников и мелких торговцев. В этом затруднительном положении правительство и парламент сваливали друг на друга инициативу и ответственность; усилиями разных комиссий и подкомиссий был наконец выработан законопроект, по которому должна была быть учреждена пятая курия с 47 мандатами: 34—для налогоплательщиков, исключавшихся прежним цензом, 13 — для индустриальных рабочих. Коалиция распалась прежде, чем этот проект поступил на обсуждение парламента. Словаки требовали открытия при немецкой гимназии в штирийском городе Цилли параллельных классов с преподаванием на их языке. Граф Гоген — варт поддерживал это ходатайство, чтобы не лишиться голосов семи словаков, принадлежавших к его клубу. Но левая воспротивилась этому. По настоянию министра народного просвещения требуемый кредит был вотирован; тогда левая вышла из коалиции, и кабинет вынужден был подать в отставку. После промежутка в 3½ месяца, когда обязанности министров исполняли директора департаментов, император вернулся к системе коронных министерств, назначив председателем совета наместпика Галиции, графа Вадени (октябрь 1895 г.).

Министерство Бадени. Избирательная реформа 1896 года.Чешско-немецкий конфликт. Старые партии постепенно сдавали свои позиции; даже между чехами и немцами намечались— правда, еще робкие — попытки сближения; общественное мнение впервые выступило в качестве политической силы. Никогда еще обстоятельства не складывались так благоприятно для того, чтобы упразднить старые, ставшие негодными установления и создать новую, более разумную систему. Но для этого нужен был настоящий государственный человек, с широкими, современными идеями, смелый и в то же время осторожный, способный понять нужды и чувства различных народностей, одаренный тем тактом, без которого невозможно было руководить ими; а между тем власть была вручена грубому жандарму, Подобно Далмации и Буковине, Галиция как по экономическому развитию, так и по культурному своему уровню стояла на последнем месте среди австрийских провинций. Здесь путем подкупа и насилия властвовала все могущая аристократическая клика; служба в такой провинции — плохая школа для будущего австрийского министра. Граф Бадени, коренной поляк, всю жизнь провел в Галиции. На всех должностях, которые он последовательно занимал, — помощника начальника округа, помощника наместника и, наконец, наместника, — Бадени неуклонно проводил обычную в Галиции систему управления «сахаром и хлыстом»: улещивания одних элементов населения и запугивания других. Его сторонники превозносили его за то, что он способствовал заключению соглашения между поляками и русинами; но его заслуга в этом деле сводилась к тому, что он подкупил часть русинских депутатов и терроризовал избирателей. Двору Бадени особенно угодил тем, что в 1893 и 1894 годах организовал шумные верноподданнические манифестации польского дворянства. С этого времени пост первого министра был к его услугам, и его назначение на этот пост замедлилось только по его собственному желанию. Он сумел подготовить себе почву в Вене искусной рекламой: официозные газеты восхваляли его энергию и мягкость, его консервативные склонности и либеральные воззрения, его уважение к правам национальностей и беззаветную преданность государству; они прибавляли, что императору предстоит в 1898 году праздновать пятидесятилетие со дня своего вступления на престол и что с новым министерством он хочет в последний раз попытаться управлять конституционно: если этот опыт не удастся, «высшие интересы» государства вступят в свои права, и Австрия снова сделается абсолютной монархией. Эти статьи являлись выражением все той же системы улещивания и запугивания. Сперва эта система, казалось, имела в Вене такой же успех, как и во Львове. Правда, ни одна партия не встретила министерство с полным доверием, но почти все они заранее выказали готовность отнестись к нему дружелюбно и уступчиво. Как настоящее коронное министерство, новый кабинет Бадени состоял из людей, принадлежавших к различным группам: тут были поляки, немцы-клерикалы, немцы-либералы, один примкнувший к чешской партии магнат — и ни одного депутата. В своей декларации министерство объявило, что кабинет, стоя над партиями, намерен руководить парламентом, а не подчиняться ему, обещало ограждать равенство всех национальностей перед законом, стремясь к трудному делу «примирения», и в то же время провозглашало историческое первенство немецкой культуры, т. е. выставило два несовместимых утверждения. Эти высокопарные, пустые и запутанные фразы могли провести лишь тех, кто во что бы то ни стало хотел верить новому кабинету.