Евграф Савельев - Древняя история казачества

Этим только и можно объяснить легенду, ничего общего с действительностью не имеющую, о происхождении донских и запорожских казаков из беглых Московского и Литовского государств.

Во время войны с Литвой отряд каневских казаков, служивших Литве, напал на русские украинные города и в 1590 г. разорил Чернигов, Рыльск, Путивль и даже Воронеж. По донесению путивльского воеводы, отряд этот по пути громил наши казацкие станичные и сторожевые пункты {218} . Но несмотря на это, большая часть казачества Литовско-Польского государства и русских украинных городков искало пристанища и твердой опоры в своих вольных собратьях в Запорожье и на Дону, откуда оно и стало систематически вести борьбу и с Литвой, и с мусульманством. От желающего вступить в казачью общину требовалось только, чтобы он веровал в Бога и служил казацкому делу — бился с басурманами; никто никогда не считал казацкой силы и даже не знал, сколько ее на Дону и в Запорожье. «У нас де людей, что лоза, то казак, а где крак или байрак, то по сту и по двести казаков тамо и все те на войне храбры. Казаки богатства вельми мают, хитрость и храбрость довольно знают», писали запорожцы турецкому султану.

Служа из чести московским царям, донские казаки, как и запорожские, ни за что не хотели принимать присяги на верность службы, считая крестоцелование страшным и святым актом, несовместимым с их скверным и беззаконным военным житьем. Так, например, на требование царя Михаила Федоровича о принесении присяги на верность службы казаки в 1632 г. отвечали: «Крестного целования на Дону, как и зачался Дон казачьи головами, не повелось; при бывших государех старые казаки им, государям, неизменно служивали не за крестным целованием; в которое время царь Иван стоял под Казанью и по его государеву указу атаманы-казаки выходили с Дону, и с Волги, и с Яика, и с Терека и атаман Сусар Федоров и многие атаманы-казаки ему государю под Казанью служили — не за крестным целованием… При Михаиле Черкашенине во Пскове сидели в осаде… не за крестным целованием. Донской Атаман Ермак Тимофеевич покорил Сибирское царство… не за крестным целованием» и т. д. {219} .

Подобный взгляд на крестное целование свидетельствует о народе, искренне и глубоко верующем и не дерзающем применять этот «страшный и святой акт» к обыкновенному их житейскому делу — войне с неверными. Такого взгляда на этот «акт» мы не встречаем во всей истории Киевской и Московской Руси, где великие и удельные князья целуют крест с клятвой жить в мире и согласии и тотчас же нарушают ее. То же делали и горожане. В смутное время бояре и народ присягали и Годунову, и Шуйскому, и всем Дмитриям, и Лжедимитриям, и польскому королевичу Владиславу, и австрийскому принцу Эрнесту, и всем изменили. Присяга для них была игра слов. Присягали тому, от кого можно было получить больше выгоды. Не так смотрели на этот «страшный акт» казаки, воспитанные в другой среде, в других понятиях и мировоззрениях на религию.

Связь донских казаков с русскими украинными городами подтверждается еще и следующими словами царя Михаила Федоровича в грамоте его 1615 г.: «И мы вас, атаманов и казаков, за ваши многие к нам службы, пожаловали, велели вам в Наши украинные городы со всякими вашими товарами и без товаров к родимцом вашим ездити и с ними видетися повольно…»

Казаки прежних веков не считали себя русскими, т. е. великороссами; в свою очередь и жители московских областей да и само правительство смотрели на них, как на особую народность, хотя и родственную с ними по вере и языку. Вот почему сношения верховного правительства с казаками в XVI и XVII веках происходили через посольский приказ, т. е. по-современному — через министерство иностранных дел, через которое вообще сносятся с другими государствами. Казацких послов или, как их тогда называли, «зимовые станицы» в Москве принимали с такою же пышностью и торжественностью, как и иностранные посольства; об этом нам подробно говорит русский публицист XVII в., современник царя Алексея Михайловича — Григорий Котошихин.

О службе донских казаков этот писатель говорит так:

«… и тех донских казаков на Дону емлют для промысла воинского, посылают в подъезды, подсматривать и неприятельские сторожи скрадывать; и дается им жалованье, что и другим казакам. А буде их, казаков, на Дону с 20 000 человек, ученены для оберегания понизовых городов от приходу турских, и татарских, и ногайских людей и калмыков. И дана им на Дону жить воля, начальных людей меж себя, атаманов и иных, избирают и судятся во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу, а если б им воли своей не было и они бы на Дону служить и послушны быть не учали и только б не они, донские казаки, — не укрепились бы и не были б в подданстве давно за московским царем Казанское и Астраханское царства, с городами и с землями, во владетельстве » {220} .

По летописным сказаниям второй половины XVI в. казаки принимали весьма деятельное участие во всех войнах, которые вела Москва с своими соседями: казанцами, астраханцами, крымцами, Польшей и Ливонией. Цитируя эти летописи, многие русские историки нарочито замалчивают, а другие просто, по неведению, не говорят, какие именно казаки участвовали в той или Другой войне. Карамзин отмечает, что при взятии Казани «Государь велел сделать подкоп от каменной Даировой бани, занятой нашими казаками». Далее: «Иоанн распорядился сделать приступ: велел быть впереди атаманам с казаками»… {221} То же говорит и Соловьев: «Стрельцы и казаки, закопавшись во рвах перед турами, не давали казанцам входить на стены, снимая их оттуда меткими выстрелами» {222} . О каких казаках тут идет речь, эти историки умалчивают. То же делают и другие. Из отписки казаков царю 1632 г. и грамоты Иоанна Грозного донским казакам 1552 г. за их великую службу мы знаем, что при покорении Казани были и донские казаки, ходившие туда с атаманом Сусаром Федоровым и многими другими {223} . Приказ о приступе был дан 1 октября; на рассвете 2-го октября были взорваны стены, и Казань пала. Грамота о пожаловании казакам реки Дона, т. е. о закреплении за ними на вечные времена фактически уже занятой ими реки, всегда читалась в казачьем кругу 1 октября, в день Покрова Пресвятыя Богородицы, как и последующие жалованные царями грамоты. Следовательно, день Покрова был долго памятен на Дону, как день великого подвига, совершенного казаками для России при взятии Казани.

Из приведенной отписки мы видим, что под Казань ходили казаки и с Дона, и с Волги, и с Терека и с Яика (Урала). Следовательно, и Урал, и Терек к половине XVI в. были уже заняты казаками. Первые поселения казаков на Урале относятся к концу XIV и началу XV вв., занятие же устьев Терека следует отнести к концу первой половины XVI в., т. е. ко времени, предшествовавшему покорению Казани, а окончательное утверждение после покорения Астрахани, т. е. во второй половине XVI в.