Евгений Тарле - Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов

1812 г. октября 28. — Из письма М. И. Кутузова жене Е. И. Кутузовой из Ельны с сообщением о бедствиях армии Наполеона.

… 28 октября, город Ельня. Я, мой друг, хотя XI здоров, но от устали припадки; например, от поясницы разогнуться не могу; от той причины и голова временем болит. По сию пору французы еще все бегут неслыханным образом, уже более 300 верст, и какие ужасы с ими происходят! Эта участь моя, чтобы видеть неприятеля без пропитания, питающегося дохлыми лошадьми, без соли и хлеба. Турецкие пленные извлекали часто мои слезы; об французах хотя и не плачу, но не люблю видеть этой картины. Вчерась нашли в лесу двух, которые жарят и едят третьего своего товарища. А что с ими делают мужики! Кланяйся всем. Об Бенигсене говорить не хочется; он глупый и злой человек; уверили его такие же простаки, которые при нем, что он может испортить меня у государя и будет командовать всем; он, я думаю, скоро поедет. Детям благословение. Верный друг Михаила Кутузов.

Р. Ст., 1872, № 4, стр. 651–652.

1812 г. октября 28. — Письмо Я. Я. Коновницына жене с описанием преследования армии Наполеона.

28 октября, в 70 верстах от Смоленска.

Милый друг! Мы день и ночь гоним неприятеля, берем пушки и знамена всякий почти день и пленных пропасть. Не приятель с голоду помирает, не только ест лошадей, но видели, что людей жарят, т. е. описать нельзя их крайности. Можно ручаться, что армия их совсем пропала. Итак, мой друг, мы победители и враг погибает. Чрез 3 дня мы проходим Смоленск, а чрез две недели не быть ли нам в Минске, где, и твои клавикорды отниму? У нас зима и нам трудненько, — холодно и смерть утомились, но, благодаря бога, победно. Не бывал Бонапарт в такой беде: сам улепетывает кое-как, чуть его казаки не схватили, авось попадет еще в руки, его примечают наши. Итак, любезная родина радуется, веселится нашим победам, благодаря бога. Ежели бог даст, из Вильны попрошусь к тебе отдохнуть на месяц.

Прощай, мой друг, буди с тобою милость божья, крещу тебя, благословляю, и детей. Молю вышняго, да разрешит тебя здраво и невредимо и да спасет тебя. Я же по смерть тебе верный друг П. Коновницын.

Бумаги Щукина, ч. VIII, стр. 113.

1812 г. октября 29. — Приказ М. И. Кутузова войскам но поводу отступления армии Наполеона.

После таковых чрезвычайных успехов, одерживаемых нами ежедневно и повсюду над неприятелем, остается только быстро его преследовать, и тогда, может быть, земля русская, которую мечтал он поработить, усеется костьми его. Итак, мы будем преследовать неутомимо. Настают зима, вьюги и морозы; но нам ли бояться их, дети севера? Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов, она есть надежная стена отечества, о которую все сокрушается. Вы будете уметь переносить и кратковременные недостатки, если они случатся. Добрые солдаты отличаются твердостию и терпением, старые служивые дадут пример молодым. Пусть всякий помнит Суворова, который научал сносить голод и холод, когда дело шло о победе и славе русского народа. Идем вперед! С нами бог! Пред нами разбитый неприятель, за нами да будет тишина и спокойствие.

Изображение военных действий, стр. 83–84.

1812 г. ноября 6. — Из «Журнала военных действий» о разгроме неприятеля под Красным.

…Около 3 ч. пополудни казаки ген.-м. Юрковского открыли корпус маршала Нея, который, действием нашей армии 5-го числа, будучи отделен от главных сил, шел от Смоленска к Красному в намерении пробиться сквозь нашу армию. Ген. Милорадович, подкрепленный 8-м корпусом, ожидал приближения его. Густой туман скрывал число неприятельских колонн, которые приблизились на малый картечный выстрел и, невзирая на жестокий огонь, с бешенством бросились на наши батареи, но на расстоянии 250 шагов встречены были жесточайшим картечным огнем со всех батарей. Между тем ген.-м. Паскевич с бригадою лейб-гвардии, лейб-гвардии Уланский с правой, Павловский гренадерский с левой сторон бросились на другой ряд колонн, шедших на подкрепление первым, и, несмотря на сильный батальонный огонь, врезались и истребили все им встретившееся. Дежурный ген. Коновницын, по приказанию ген. — фельдмаршала устроив войска на левом фланге — бригаду 1-й кирасирской дивизии и лейб-гвардии конную батарею — поставил впереди оных конвойный казачий Чернозубова 4-го полк, приказав наблюдать неприятеля от г. Красного к переправе Сырокоренья, и при случае ничего не упустить к поражению. Полковник Чсрнозубов исполнил Юное с большим успехом. Видя привлекающегося неприятеля к переправе в ночное время, быстро на него ударил и отбил 10 пушек, обратил несколько из оных на него же и наносил ему жестокий вред, причем побил и потопил довольное число и взял в плен. Неприятель, потеряв пушки; знамена и множество пленных, был сбит с поля сражения и рассеян по лесам. Кавалерия под командою ген. — адъютанта Корфа его преследовала и поражала; в 5 часов вторично показались неприятельские колонны в твердом намерении пробиться, но удачное действие 24 батарейных орудий наносило им сильное поражение, и в то же время кавалерия, заскакав, принудила прислать парламентера и просить пощады. В 12 часов пополудни весь неприятельский корпус, по ложа оружие, сдался военнопленным. В сем деле неприятель потерял пленными: штаб- и обер-офицеров 100, нижних чинов 12 тыс., пушек 27, знамен 2 и штандартов 3. А всего неприятель потерял, считая с 3-го числа по 7-е пленными: генералов 8, из коих 1 умер от ран, штаб- и обер-офицеров — 300 и нижних чинов 21 170, пушек 209, считая с теми, которые им брошены на Смоленской дороге, подходя к Красному, и 800 зарядных ящиков взорвано казаками на воздух…

Материалы, т. XXI, стр. 241.

1812 г. ноября 6.—Из дневника Д. Ложье об отступлении армии Наполеона

… Наступила эта страшная зима, к которой мы совсем не подготовились. С 23 октября все изменилось: и пути, и внешность людей, и наша готовность преодолевать препятствия и опасности. Армия стала молчаливой, поход стал трудным и тяжким. Император перестал работать; он взваливает все на своих помощников, а те, в свою очередь, на своих подчиненных. Бертье, верное эхо, верное зеркало Наполеона, бывало, всегда начеку, всегда ясный, всегда определенный, ночью, как и днем, теперь только передает приказы императора, но ничего уже от себя не прибавляет. Масса офицеров растеряла всё — взводы, батальоны, полки; в большей своей части больные и раненые, они присоединяются к группам одиночек, смешиваются с ними, примыкают на время то к одной колонне, то к другой и видом своих несчастий еще более обескураживают тех, кто остается еще на своем посту. Порядок не в состоянии удержаться при наличности такого беспорядка, и зараза охватывает даже полковых ветеранов, участвовавших во всех войнах революции..