Николай Коняев - Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

Мы подошли к невысокого роста человеку с маленькими неприятными глазками.

— Товарищ Урицкий, — обратился к нему Бонч-Бруевич, — позвольте вас познакомить… товарищ Соломон…

Урицкий оглядел меня недружелюбным колючим взглядом.

— А, товарищ Соломон… Я уже имею понятие о нем, — небрежно обратился он к Бонч-Бруевичу, — имею понятие… Вы прибыли из Стокгольма? — спросил он, повернувшись ко мне. — Не так ли?.. Я все знаю…

Бонч-Бруевич изложил ему, в чем дело, упомянул о вине, решении Ленина…

Урицкий нетерпеливо слушал его, все время враждебно поглядывая на меня.

— Так, так, — поддакивал он Бонч-Бруевичу, — так, так… понимаю… — И вдруг, резко повернувшись ко мне, в упор бросил: — Знаю я все эти штуки… знаю… и я вам не дам разрешения на выезд за границу… не дам! — как-то взвизгнул он.

— То есть как это вы не дадите мне разрешения? — в сильном изумлении спросил я.

— Так и не дам! — повторил он крикливо. — Я вас слишком хорошо знаю, и мы вас из России не выпустим! У меня есть сведения, что вы действуете в интересах немцев…

Тут произошла безобразная сцена. Я вышел из себя. Стал кричать на него. Ко мне бросились А. М. Коллонтай, Елизаров и другие и стали успокаивать меня.

Другие в чем-то убеждали Урицкого… Словом, произошел форменный скандал.

Я кричал:

— Позовите мне сию же минуту Ильича… Ильича…

Укажу на то, что вся эта сцена разыгралась в большом зале Смольного института, находившемся перед помещением, где происходили заседания Совнаркома и где находился кабинет Ленина.

Около меня метались разные товарищи, старались успокоить меня… Бонч-Бруевич побежал к Ленину, все ему рассказал. Вышел Ленин. Он подошел ко мне и стал расспрашивать, в чем дело. Путаясь и сбиваясь, я ему рассказал. Он подозвал Урицкого.

— Вот что, товарищ Урицкий, — сказал он, — если вы имеете какие-нибудь данные подозревать товарища Соломона, но серьезные данные, а не взгляд и нечто, так изложите ваши основания. А так, ни с того ни с сего, заводить всю эту истерику не годится… Изложите, мы рассмотрим в Совнаркоме… Ну-с…

— Я базируюсь, — начал Урицкий, — на вполне определенном мнении нашего уважаемого товарища Воровского…

— А, что там «базируюсь», — резко прервал его Ленин. — Какие такие мнения «уважаемых» товарищей и прочее? Нужны объективные факты. А так, ни с того ни с сего, за здорово живешь опорочивать старого и тоже уважаемого товарища, это не дело… Вы его не знаете, товарища Соломона, а мы все его знаем… Ну да мне некогда, сейчас заседание Совнаркома…

И Ленин торопливо убежал к себе» {64} 64 Г. Соломон. Среди красных вождей. Лично пережитое и виденное на советской службе // Литература русского зарубежья. Антология в шести томах. т. 2. с. 275–276. .

Георгий Александрович Соломон личность весьма скользкая.

Занимаясь дипломатической работой (он работал первым секретарем посольства в Берлине, консулом в Гамбурге, торговым представителем в Лондоне), товарищ Соломон исполнял весьма щекотливые поручения большевистской верхушки, связанные как с финансированием коммунистического движения, так и с наполнением заграничных счетов самих вождей Советской России.

И, конечно, неспроста, узнав о неизлечимой болезни Ленина, Георгий Александрович отказался в 1923 году возвращаться в Россию. Отношения с Владимиром Ильичем у него были особые, и без Ленина в России ему было нечего делать.

Но для нас сейчас интересны отношения Владимира Ильича не с товарищем Соломоном, а с товарищем Моисеем Соломоновичем Урицким.

Эк, как он заартачился, не желая выполнять просьбу товарища Ленина!

До визга, до истерики, почти до открытых пререканий дело дошло! И как беспощадно отбрил Владимир Ильич Моисея Соломоновича, прямо на глазах у всех!

А как издевался Владимир Ильич над корявой речью Моисея Соломоновича на VII съезде РКП(б)?

«Но было другое выступление — Урицкого. Что там было, кроме Каноссы, «предательства», «отступили», «приспособились»?.. Касаясь речи тов. Бухарина, я отмечаю, что, когда у него не хватает аргументов, он выдвигает нечто от Урицкого…» {65} 65 Ленин В. И. Полн. собр. соч. т. 36. С. 29, 33.

Нет…

Как-то не вяжется эта ленинская готовность в любую минуту превратить Моисея Соломоновича Урицкого в нарицательный персонаж, воплощающий косноязычие и бестолковость, со словами «Вам будет очень трудно, но остается Урицкий».

Но коли Ленин сказал, значит, он знал, что говорил…

Просто, по-видимому, он вкладывал в свои слова не совсем тот смысл, который привиделся А. B. Луначарскому.

Как явствует из официальной, созданной в 1919 году биографии, будущий председатель ПетроЧК Моисей Соломонович Урицкий родился 2 января 1873 года в уездном городе Черкассах Киевской губернии, на берегу реки Днепра.

Родители его занимались торговлей.

Моисею было всего три года, когда утонул в реке отец, и Моисей остался на попечении своей матери и старшей сестры. До 13 лет он изощрялся в изучении Талмуда, а потом, воспротивившись матери, начал учить еще и русский язык. В результате, вместо того, чтобы постигать премудрости, необходимые раввину, он поступает в Черкасскую прогимназию…

Тут возникает любопытная параллель.

Феликс Эдмундович Дзержинский и Моисей Соломонович Урицкий…

Один в детстве собирался стать ксендзом, другой — раввином.

Но поскольку оба они рано и почти одновременно остались без отцов, один из них стал начальником ВЧК, другой — начальником Петроградской ЧК.

Никаких других ЧК тогда еще не было…

Значит, и начальников ЧК тогда тоже было только двое, вернее — всего двое.

И вот ведь что любопытно. Оба начальника знают еврейский. язык, оба умеют читать и писать по-еврейски…

Когда-то языком русской дипломатии считался французский язык. По-французски писались официальные письма, на французском составлялись межгосударственные договоры.

Если судить по первым председателям ЧК, возникает впечатление, что большевики и планировали сделать еврейский язык официальным языком всех чрезвычаек.

На первый взгляд, предположение это звучит достаточно дико, но думаешь, а что еще, кроме знания еврейского языка и ненависти к России, объединяло главных чекистов — Дзержинского и Урицкого, и не можешь найти ответа…

Опять-таки, как сулил товарищ Зиновьев, ЧК будут открыты не только в губернских центрах России, но и в Германии, в Англии, во Франции, в Италии…

Так почему бы и не подумать было с самого начала о едином языке и для Ливерпульской ЧК, и для Парижской ЧК? Не на русском же языке объясняться в Ливерпуле и Париже чекистам!

Но вернемся к биографии Моисея Соломоновича…

Еще в ранней молодости становится он членом социал-демократической партии и «всецело отдается партийной работе».