Владимир Потемкин - Том 1. История дипломатии с древнейших времен до нового времени.

Кларендон съездил в Париж, сейчас же вернулся и доложил кабинету довольно неутешительные известия. По поводу Гарибальди Наполеон III, как потом пошли слухи, довольно двусмысленно сказал, что вовсе не требует каких-либо мер против него и что даже хвалит англичан за то, что они так умеют отдаваться своим порывам, не думая о последствиях. По поводу вмешательства в датские дела Наполеон III ответил резко отрицательно. «Мы получили от России из-за польского вопроса громкую пощечину», — напомнил раздраженно император и прибавил, что не желает повторения таких вещей. Словом, недоверие к Англии было полное. Наполеон III заявил, что воевать в одиночку против двух таких сильных держав, как Австрия и Пруссия, он не намерен. Выслушав доклад Кларендона, Пальмерстон еще не признал своей карты битой. У Пальмерстона и у Росселя возникла ошибочная мысль, будто нелюбезность Наполеона III объясняется, главным образом, приемом, оказанным Гарибальди. Немедленно были приняты экстренные меры. К Гарибальди отрядили министра финансов Гладстона, единственного члена кабинета, владевшего итальянским языком. К величайшему изумлению Гарибальди, Гладстон объявил итальянскому герою, что он, Гарибальди, болен, а так как Англия обладает, к несчастью, скверным климатом, то британское правительство предлагает Гарибальди поскорее ехать в более южные широты и даже на всякий случай уже приготовило ему яхту. На все уверения Гарибальди, что он совершенно здоров, Гладстон твердо настаивал на его болезни и необходимости покататься на яхте хотя бы по Средиземному морю. Гарибальди уехал. Раздражение в парламентской оппозиции было большое. Последовали запросы, не потому ли Гарибальди так возмутительно выслали вон, что этого потребовал французский деспот, и т. д. Пальмерстон, призывая в свидетели всемогущего бога, клялся в палате лордов, что Гарибальди болен; Кларендон даже предлагал на библии принести присягу, что Наполеон III никогда не требовал высылки Гарибальди. Инцидент, очень обидный для английского национального самолюбия, кончился для министерства благополучно.

Но по датскому вопросу ничего не было достигнуто. Наполеон Ш остался непреклонен и не выступил. Датчане на четвертом месяце войны потерпели, наконец, настолько тяжелое поражение (18 апреля 1864 г. при Дюппеле), что Христиан IX, которого англичане успокаивали заверениями, будто успешно ведут переговоры с Францией о помощи Дании, обратился уже непосредственно к французскому правительству с вопросом, может ли он в самом деле рассчитывать на поддержку. Ответ из Парижа последовал категорически отрицательный. Тогда Дания пошла на все, чего от нее требовали. Собралась, правда, в Лондоне конференция держав, но никакой эффективной помощи оттуда Дания, конечно, не получила.

Условия мира с Данией.12 мая 1864 г. было заключено перемирие, а 30 октября 1864 г. — подписан окончательный мир между Данией с одной стороны, Пруссией и Австрией — с другой. Герцогства Шлезвиг, Гольштейн и Лауенбург остались за победителями в их временном совместном обладании. Первый перегон исторического пути Бисмарка был пройден. Предстоял второй, самый рискованный этап. Надлежало брать такой политический барьер, который никак нельзя было обойти, а именно Австрию. А не взять его значило отказаться от объединения Германии.

Конфликт между Пруссией и Австрией из-за Шлезвиг-Гольштейна. Наступали самые трудные времена карьеры Бисмарка. Что без войны, и войны победоносной, Пруссии не удастся изгнать Австриюиз Германского союза, что без поражения на поле битвы Австрия не позволит прусскому королю стать главой объединенной Германии, это было Бисмарку ясно еще в 1850 г., когда Николай I призван был Францем-Иосифом и его канцлером князем Шварценбергом на помощь в Ольмюц. Все, что произошло с тех пор, убеждало Бисмарка в том, что австрийская монархия зорко следит за поведением Пруссии. Следовательно, дипломатическими маневрами довести дело до конца было никак нельзя, но начать с дипломатических шагов было не только можно, но и должно. Это Бисмарк, судя по собственным его позднейшим признаниям, понимал очень хорошо еще до войны против Дании. Что мирно разделить добычу, полученную от Дании, между Пруссией и Австрией не удастся, это Бисмарк тоже знал и не только знал, но и не желал мирного раздела. Он видел, что момент совершенно неизбежной войны с Австрией наступил, и что наиболее выгодно для Пруссии выбрать в качестве повода для этой войны именно спор о дележе добычи. Дело в том, что, в случае выигрыша, оба отвоеванных приэльбских герцогства отходили к Пруссии в качестве добавочной премии.

Препятствий, стоявших на пути Бисмарка, было на этот раз очень много. Но у Бисмарка было свойство, присущее всем большим мастерам дипломатического искусства: умение ставить вопросы в последовательном порядке и не браться за второй вопрос, не разрешив первого.

Прежде всего Бисмарку необходимо было из ясного на первый взгляд дипломатического вопроса создать безысходное затруднение, затем обеспечить Пруссии наилучшую дипломатическую обстановку для войны с Австрией, наконец, когда эта обстановка будет создана, довести Австрию до необходимости взяться за оружие. Последовательное разрешение этих трех задач потребовало больше полутора лет, считая от конца октября 1864 г. до июня 1866 г.

Гаштейнская конвенция (14 августа 1865 г.). Прежде всего Бисмарк обнаружил готовность итти на следующее решение шлезвиг-гольштейнской задачи: маленькое герцогство Лауенбург отходит в полную собственность Пруссии (за уплату 2,5 миллиона талеров золотом), Шлезвиг поступает в управление Пруссии, Гольштейн — Австрии. Бисмарк постарался закрепить эту комбинацию особой конвенцией, подписанной Австрией и Пруссией 14 августа 1865 г. в Гаштейне.

В чем же заключался расчет Бисмарка? Достаточно взглянуть на карту, чтобы это понять. Гольштейн, поступивший «в управление» Австрии, был отделен от Австрийской империи рядом германских государств и прежде всего той же Пруссией. Уже это делало обладание Гольштейном для Австрии весьма шатким и рискованным. Но, кроме того, Бисмарк намеренно осложнил дело тем, что в Гаштейне настаивал на следующей головоломной юридической комбинации: право собственности на всю территорию обоих герцогств — Шлезвига и Гольштейна— сообща имеют Австрия и Пруссия, но право управления — раздельно, в том смысле, что в Гольштейне должна быть австрийская администрация, а в Шлезвиге — прусская. Сам австрийский император не верил, что Бисмарк искренно считает окончательным решением вопроса созданную им политико-юридическую путаницу («ребус без разгадки», как называли впоследствии Гаштейнскую конвенцию австрийские публицисты). Император австрийский с самого концах датской войны настаивал на том, что Австрия с удовольствием уступит все свои сложные «права» на Гольштейн в обмен за самую скромную, немудрящую территорию на прусско-австрийской границе, выкроенную из прусских земель. Когда Бисмарк отказал наотрез, тогда его замысел стал совершенно ясен Францу-Иосифу, и император стал высматривать союзников для предстоящей схватки.