Дмитрий Гаврилов - Древние боги славян

Не является ли всё-таки противопоставление Белобога и Чернобога как «доброго» и «злого» не христианским? Вдруг налицо некое, допустим, древнеиранское (Ахура Мазда и Ангхро Майнью) или подобное ему гностическое влияние? Вопросов много, и далеко не каждый находит однозначный ответ.

Широко известна и многими признана полностью соответствующей действительности реконструкция так называемого «грозового мифа» индоевропейской традиции, использованная Вяч. Вс. Ивановым и В. Н. Топоровым для проведения параллелей между балтскими Велнясом, Виелоной, Велсом и славянским Велесом (Мифы народов мира, 1980, с. 227–229):

«Основу мифа составляет поединок громовержца с противником, для которого восстанавливается общеиндоевропейское исходное имя с корнем uel-, ср. др. — рус. Велес, Волос, литов. Velnias, Vielona, латыш. Veins, Vels, др. — инд. Vala (вала)… и др. Противник громовержца находится внизу — под горой, под деревом, у воды, в его владении скот как основное богатство и как символ потустороннего мира — пастбища:

ср. общеиндоевропейское представление о загробном мире как о пастбище, где пасутся души умерших <���…>. Противник громовержца, как повелитель загробного мира, связан с властью и богатством <���…>. Этот противник предстаёт в виде существа змеиной породы. Громовержец преследует его, убивает, рассекая на части и разбрасывая их в разные стороны, после чего освобождает скот и воды. Начинается плодоносящий дождь с громом и молнией».

Указанные авторы подчёркивают: «Эти фрагменты мифа реконструируются с такой надёжностью, что соответствующие мотивы могут быть выражены в языковой форме не только применительно к отдельным традициям, но и на общеиндоевропейском уровне» (Там же, с. 527–533).

Сам «грозовой миф», изложенный в первой главе «Восточнославянское Перун(ъ) в связи с реконструкцией праславянских, балтийских и общеевропейских текстов о боге грозы» (Иванов, Топоров, 1974, с. 4–30) как основополагающий славянский, был неоднократно подвергнут справедливой критике, в первую очередь Б. А. Рыбаковым, который счёл неправомерным отождествление Велеса со змееобразным противником Громовержца (Перуна) и тем умаление статуса бога Велеса (Рыбаков, 1997, с. 569–570).

В ряде работ нами показано, что на роль «основного мифа» претендует идея борьбы за «напиток жизни и смерти» (Ермаков, Гаврилов, 2009). Жидкость, воплощением которой является хмельной напиток (приготовляемый в первую очередь на основе мёда, а впоследствии и зерна), связана со смертью, рождением и центром Мироздания. При этом Вселенная видится антропоморфным Сверхсуществом, Мировым Древом или Горой. По ряду свойств в такой «супержидкости» можно видеть средство достижения (обеспечения) бессмертия или лучшего посмертного бытия (нового воплощения). Выстраивается довольно логичная, на наш взгляд, система координат мифического пространства, где единичными векторами этого пространства являются сок земли, стекающий с Горы или струящийся по Древу, — ключевая (из-под земли бьющая) или морская влага, кровь-руда, что движется по жилам Сверхсущества, и собственно хмельной напиток.

Хмельной напиток есть земное воплощение той Первичной воды, которая была «до появления всего», равно несущей Жизнь и Смерть в зависимости от того, кто, как и где вкушает её. То есть он содержит в себе качества живой и мёртвой воды, каждая из которых способна к превращению в свою противоположность. Он омывает мир. Он служит питьём (пищей) богов, и тот, кто владеет им, способен узреть невидимое и постигать неизвестное.

Точно так же и в белорусских волшебных сказках сохранилось представление о том, чем на самом деле является живая вода:

«Воўк узяў самае старшае кручаня, ехапіў I сказаў крукам:

— Прынясі мне жывушчай крыві, так аддам вам кручаня.

Яны прыняслі яму жывушчай крыві. Ён узяў тую кроў, памазаў таго каня і конь устаў. Потым падышоў да таго чалавека, што забіты, памазаў яго кроўю, і стаў жывы» (Чарадзейныя казки, 1973, с. 487).

Наконец, сам напиток пребывает (сохраняется) в сосуде, который может быть понят как своеобразная «модель» Вселенной и на высшем уровне есть сама Вселенная. Сосуд может быть рассмотрен также как «идеальный» человек, или первочеловек. Поэтому в том числе сосуд (котёл, чаша и т. п.) является сосудом перерождения, имеющим особенное значение для посвятительных действий, а напиток оказывается еще и кровью такого Суперсущества.

Именно совокупность перечисленных обстоятельств приводит к тому, что за обладание столь ценным напитком идёт непрерывная борьба между богами Нижнего мира, которые некогда и открыли этот напиток, и между богами Верхнего мира, которые стремятся сами получить право распределять его.

Медовый напиток или его аналоги (конечно, в соответствующих обстоятельствах) принадлежат одновременно и «верху», и «низу» или «то верху, то низу». Если бог неба или же молодой бог-громовник индоевропейцев преимущественно поддерживают установленный в Мирозданий порядок и следят за мерою справедливости, то обеспечивает этот порядок другой, не менее значимый и более древний бог, первоначальный владетель хмельного напитка — повелитель Иномирья и Леса (Велес — у славян). Право обладания напитком составляет предмет споров между этими богами.

Напрашивается осторожное подозрение: уж не в этом ли сущность спора, противоречия между молодым Перуном и старым Белесом, в котором порою и пытаются видеть «основной миф» славян? Согласитесь, логика очевидна: основной миф должен «по факту» объяснять скорее космогонию, происхождение и устройство мира, а также причины появления и сущность человека. Предание о происхождении банального (в общем-то) дождя, реконструируемое в качестве упомянутой «грозовой основы» Вяч. Вс. Ивановым и В. Н. Топоровым, не очень подходит на такую роль.

Если же допустить, что спор идёт о напитке жизни и смерти, «гаранте» бессмертия, то корни противоборства становятся куда более прозрачными. Спор из-за такого питья вполне достоин того, чтобы стать частью «основного мифа» (Ермаков, Гаврилов, 2010).

Тем не менее авторам «грозового мифа» следует отдать должное. Они открыли путь использования балто-славянских параллелей, что вовлекло последующих исследователей в результативный поиск. В этой связи нельзя не упомянуть реконструкцию А. Фанталовым балтского мифа о творении мира и человека двумя богами, находящимися в бинарной оппозиции.