Олег Грейгъ - Тайна за 107 печатями, или Наша разведка против масонов

После избрания генсеком партии в апреле 1922 года И. В. Сталина Забрежнев, уже как сотрудник аппарата Коминтерна, по долгу службы встретился с ним.

После создания СНК Сталин по предложению Ленина возглавил наркомат по делам национальностей, где издал ряд декретов, которые утвердил Ленин, одобрил их и Троцкий. Наиболее важным среди декретов была «Декларация прав народов России», в которой всем гарантировалось право на самоопределение. Троцкий сам инициировал этот декрет, ибо в его планы как резидента Ордена входило расчленение бывшей огромной сплоченной страны. В результате в Закавказье получают самостоятельность Армения, Грузия и Азербайджан. В «нэзалэжнисть» ударилась Украина. Приобрели независимость Литва, Латвия. И совершенно отошли от России бывшее «царство Польское» и бывшее Великое княжество Финляндское (единственная территория Российской империи, которая, понимая катастрофическую опасность захвата власти в России нерусскими , с целью сохранения своего этноса полностью отделилась от своей бывшей метрополии и тем самым спасла чистоту крови мужественного финского народа).

Россия осталась в пределах границ XVII века.

План Ордена воплощался Троцким и Лениным без всяких препятствий под известными лозунгами «Вся власть — Советам!», «Мир — народам!», «Земля — крестьянам!» — но это лишь тактический обман, фальшивка, заключающая в себя иные истины: «Вся власть — марионеткам… война — народам… земля (богатства) — Ордену!». Впереди еще было создание квазигосударства, управляемого Орденом через своих ставленников. И пока следовало — по Марксу — разрушать и уничтожать «старый мир», который однозначно окрестили «миром насилия», и петь благим голосом во всех домовых комитетах партийный гимн «Интернационал»: до основанья, а затем …

В конце 1919 года Иосиф Сталин в качестве члена РВС еще находится на фронтах Гражданской войны.

Он не единожды телеграфирует Ленину свою просьбу: отозвать его и прислать кого-либо другого. Все оттого, что не может он сработаться с вождем Красной армии Троцким, и не желает быть «специалистом по чистке конюшен военного ведомства». Ему откровенно претят массовые расстрелы русских офицеров. Правда, война уже практически идет к победному концу. Сталин спешит в Москву. Но случилось, казалось бы, непредвиденное.

Весной 1920 года Польша начала наступление на Советскую Россию.

Тогда же, весной 1920 года, находившийся в Берлине Грейг (Дитрих) принимает участие в путче офицеров рейхсвера. В стране планируется подготовить очередной переворот, схожий с октябрьским в Петрограде.

Летом того же года 50-тысячная армия под командованием совсем молодого М. Н. Тухачевского, собранная из мужиков Смоленщины, Орловщины, Тверской и Тульской губерний (тем самым насильственным путем, о котором уже говорилось), была брошена в наступление на столицу Польши Варшаву. Злые, голодные и полураздетые красноармейцы вскоре очутились на берегах Вислы. Но не тут-то было! Польские жолнежи нанесли столь сокрушительный удар по ненадежной армии, тылы которой остались далеко в России, что от нее мало что сохранилось. Ничего удивительного, ведь силой загнанные под ружья озлобленные мужики ничем, кроме как грабежом украинских, белорусских, польских сел не могли заниматься…

А Сталин тем временем находится на Южном фронте в качестве члена РВС в армии, которой командовал Александр Егоров; в составе фронта находилась и 1-я конная армия Буденного. Троцкий, решив помочь Тухачевскому, приказал передать конницу Буденного на Западное направление. Сталин же категорически отказался это делать.

У РВС фронта были такие планы: захватить Западную Украину, оттуда нанести удар по Варшаве, которую не может взять Тухачевский. А далее — через Чехию и Австрию — ворваться в Германию, чтобы поддержать там революцию. Этот план вполне устраивал комфронта Егорова; хотя оставался не совсем понятным для члена РВС, комиссара фронта Сталина.

…И сейчас, опередив время, остановимся на том, как со Сталиным, ставшим генсеком партии, впервые — как представитель Коминтерна — встретился Владимир Забрежнев.

Встреча началась с того, что Владимир Георгиевич, не успев поприветствовать хозяина кабинета, обратил внимание на стол, заваленный горами бумаг, отметив при этом, что, даже работая по 18–20 часов в сутки, Сталин не справляется с документацией.

— Для текущей деятельности вам, Иосиф Виссарионович, следовало бы иметь второго секретаря партии и несколько секретарей, скажем четыре-шесть человек, вот они и будут вести различные направления партийной деятельности.

Лицо Сталина осталось хмурым, генсек ничего не ответил, лишь молча указал рукой на стул и спросил:

— Вы подготовили мне справку о мероприятиях Коминтерна и участие в нем нашей партии?

— Да, — коротко ответил Забрежнев.

— Тогда задам вам еще один вопрос. Что вы думаете по поводу революции в Германии?

После встречи с графом Канкриным Забрежнев часто обдумывал поставленные им задачи. И на подсознании чувствовал, что рано или поздно решение будет найдено, и буквально еще вчера, заканчивая подготовку к встрече с генсеком партии, он… положил несколько листков с частью фамилий из списка «Пирамиды». Услышав вопрос, он — практически интуитивно — молча отдал ему эти листки, тот также молча, не спрашивая, ничего не уточняя, взял их в руки и стал внимательно читать. Затем резко встал из-за стола, прошелся по кабинету в раздумьях, затем внимательно посмотрел на собеседника.

— Это что, люди, причастные к революции в Германии? Или это какие-то другие люди?

— Товарищ Сталин, когда я сказал, что в связи с загруженностью вам следует иметь нескольких секретарей ЦК, в том числе и второго секретаря, я был прав. Думаю, для такой работы вы сами подберете себе людей. Вообще кадровая работа партии и любого государства, и советского тоже, является наиглавнейшей.

Затем, словно таясь и не решаясь сказать нечто важное напрямик, спросил генсека:

— Вы читали книги Троцкого, скажем, «Терроризм и коммунизм»? Это теоретическая работа по идейному обоснованию терроризма и практики заложничества, но в ней говорится о руководстве партии в госаппарате и о том, как партия добивается выполнения своих задач.

Сталин долго молчал, затем подошел к столу, отпер его ключом и вынул оттуда названную книжку.

— Я не только ее читал, но и сделал в ней пометки.

Иосиф Виссарионович открыл брошюру на какой-то странице и зачитал: « «Морально» осуждать государственный террор революционного класса может лишь тот, кто принципиально отвергает (на словах) всякое вообще насилие — стало быть, всякую войну и всякое восстание …» После чего, повернувшись к собеседнику, сказал: