Георгий Листвин - Хроника Сибирского Ледяного похода белых армий адмирала Колчака в Красноярском и Канском уездах Енисейской губернии

Сидя ещё на сильной, скорее упряжной, чем верховой лошади, я подъезжал к сидящим на снегу людям, но на моё обращение к ним встать и идти некоторые ничего не отвечали, а некоторые, с трудом подняв свесившуюся голову, безнадёжно, почти шёпотом отвечали:

„Сил нет, видно, придётся оставаться здесь!“ И оставались, засыпаемые непрекращающимся снегопадом, превращаясь в небольшие снежные бугорки»…

Генерал-майор Пучков:

«С наступлением темноты пошёл снег, и сразу же потеплело. Окружающие скалы и лес приняли фантастические очертания, бесконечные вереницы людей и повозок двигались теперь в странной тишине, навеянной усталостью и жутким молчанием величавой природной декорации. Медленное, монотонное движение начинало усыплять, усталый взор напрасно искал какого-нибудь просвета впереди, за каждым поворотом реки рисовались огни деревни; и вскоре они действительно замелькали по обоим берегам реки, а слух ловил лай собак и другие знакомые звуки человеческого жилья. Но вскоре огни исчезали, звуки расплывались, а впереди, в бесконечной смене, появлялись новые повороты и извилины капризной горной речки». «Около полуночи… небо прояснилось, стало вновь необычайно холодно».

«Особенно тяжело было во вторую ночь, когда усталость людей и лошадей дошла до предела; люди засыпали и в санях, и в сёдлах. Жестокий холод заставлял спешиваться и гнал из саней, и засыпавшие на ходу люди неизбежно попадали в воду и промачивали валенки. Не думаю, чтобы кто-нибудь остался необмороженным в эту ночь; у большинства пострадали ноги. Сильнее всех поплатился генерал Каппель, застудивший лёгкие и обморозивший обе ноги, что вызвало его смерть две недели спустя. В этом же аду двигались наши больные и раненые, женщины и даже дети».

Генерал-майор Петров:

«Ночь переходит в день почти незаметно, мглистый, морозный день; мороз, к какому мы не привыкли, пронизывает сквозь кучу всяких одежд. Сколько носов уже обмороженных. Целый короткий день двигаемся то по сухому льду, то с водой сверху, с остановками. На остановках кормят лошадей; разводят костры, размораживают краюхи хлеба, чтобы подкрепиться. Снова ночь. Что впереди, неизвестно. Проводники обещают, что скоро какой-то хутор, но его не видно. Подсчитываем, что в движении с остановками больше суток, прошли не менее 50 вёрст, значит, ещё далеко.

На каждой остановке трагедия: сани во время движения по мокрым местам захватывают, загребают снег и обмерзают, становятся тяжёлыми. Надо обрубать лёд. Если же пришлось остановиться на мокром месте, то сани просто примерзают так, что лошади не могут их взять.

Уже много окончательно выбившихся из сил лошадей; еле стоят, или ложатся, чтобы больше не вставать. В воздухе крики, брань, разговоры…»

Капитан Ефимов:

«В этих гиблых местах сани сразу примерзали ко льду, если усталые лошади не смогли протащить их через порог „одним духом“, не останавливаясь. Много примёрзших саней было брошено».

«…Участники вспоминают о необычайной усталости, жестоком морозе, апатии, галлюцинациях, охвативших многих. За каждым поворотом реки ждут появления давно ожидаемой деревни Барги. Начинают мерещиться огоньки, слышится лай собак и крики петухов… Торопятся к этим признакам жилья. Всё пропадает… Впереди по-прежнему только ледяная поверхность реки, сжатая тёмными берегами. От усталости люди засыпали в санях и в седле. Мороз гнал их согреться. Соскакивали на лёд и пробовали бегом разогреть промёрзшее тело. Часто попадали в воду, промачивали валенки и ноги. Было много обмороженных».

Генерал-майор Петров:

«…У спутников начинается слуховая галлюцинация. Слышат где-то лай собак. Я твёрдо помню, что на переселенческой карте деревня Усть-Барга на левом берегу реки, а до неё должен быть хутор. Двигаемся не 4 версты, а около 10 — ничего. Валенки, намоченные около саней, замёрзли, начинают чувствовать мороз ноги. Приходится слезать и бежать за лошадью, чтобы согреть ноги. В одном месте слышим стоны в санях — узнаём, что обморозил ноги и страшно продрог генерал Каппель.

Наконец, около полуночи добираемся до хутора и после короткой остановки — до желанной деревни. О красных нет никаких сведений, но и без красных много пострадавших, много обмороженных. Тёплая изба, кусок хлеба и возможность лечь и заснуть в тепле, и мы испытывали незабываемое счастье, забывали об ужасных днях в лесном ущелье на реке».

Капитан Ефимов:

«…Очень тяжело поморозился генерал Каппель, шедший впереди сразведчиками и вместе с ними отыскивавший в воде проходы для двигавшейся сзади колонны. Он обморозил ноги и получил воспаление лёгких».

Полковник Вырыпаев:

«Генерал Каппель, жалея своего коня, часто шёл пешком, утопая в снегу так же, как другие. Обутый в бурочные сапоги, он, случайно утонув в снегу, зачерпнул воды в сапоги, никому об этом не сказав. При длительных остановках мороз делал своё дело. Генерал Каппель почти не садился в седло, чтобы как-то согреться на ходу.

Но тренированный организм спортсмена на вторые сутки стал сдавать. Всё же он сел в седло, через некоторое время у него начался сильнейший озноб, и он стал временами терять сознание. Пришлось уложить его в сани. Он требовал везти его вперёд. Сани, попадая в мокрую кашу из снега и воды, при остановке моментально вмерзали, и не было никаких сил стронуть их с места. Генерала Каппеля, бывшего без сознания, посадили на коня, и один доброволец (фамилии его не помню), огромный и сильный детина на богатырском коне, почти на своих руках, то есть поддерживая генерала, не приходившего в себя, на третьи сутки довёз его до первого жилья, таёжной деревни Барги»… Сколько участников похода не смогли преодолеть расстояние от Подпорожной до Барги, установить практически невозможно.

Генерал-лейтенант Филатьев:

«Умерших во время перехода тифозных складывали прямо на лёд и ехали дальше. Сколько их было, никто не знает, да этим и не интересовались, к смертям привыкли».

Капитан Ефимов:

«Пропустил нас и Кан, но взял за это тяжёлый выкуп. Было много замороженных. Особенно тяжела была для всех потеря нашего главнокомандующего — генерала Каппеля, который промочил ноги, сильно простудился».

Старожилы также подтверждают воспоминания белых о многих жертвах похода:

«Многие замёрзли на Кану, больше всего в Караульных Шиверах».

Щукин Пантелей Игнатьевич, 1894 г. рожд.: [Житель д. Большой Балчуг]

«Прокопий Холофеевич Цыганков согласился быть проводником за хорошую плату, которую ему обещали. Он вернулся через неделю и сильно заболел. После кое-что рассказал, а вообще вспоминать про тот поход не любил, рассказывал только подвыпивши и всегда смахивал слёзы. „Ужас“, — говорил… В Баргеу Прокопия жила родня по жене, отогрелся кое-как, отоспался и когда все белые прошли, поехал назад. Мужик смекалистый, прихватил топор. Вырубил свои сани и ещё одни привязал, тянул сзади до дому. За санями и сбруей крестьяне ездили не раз в ту зиму. Сколько, — говорили, — там людей помёрзло. Трупы несло весной со льдом и даже летом выносило».