Георгий Листвин - Хроника Сибирского Ледяного похода белых армий адмирала Колчака в Красноярском и Канском уездах Енисейской губернии

Зуев А. В.:

«Две ночи [11-й Оренбурский казачий] полк проводит под открытым небом. Люди за это время не получали пищи, не было даже воды: разогревали снег в котелках и пили чай или пекли „оладьи“, сделанные из муки и снега, без соли и приправ. Жутко становилось за полк, за людей, обречённых при неудаче на смерть! Нужно было напрячь всю энергию, весь разум и волю, чтобы выбраться из этого „мешка смерти“, ибо отступление грозило неминуемой гибелью всему отряду.

В это время в хвост колонны полка постепенно начали прибывать новые отряды: полковника Казагранди, генерала Перхурова. Даётся ориентировка вновь прибывшим, выдвижение новых частей на позицию, но враг кажется неприступен и непобедим. Слышится лишь частая ружейная перестрелка, гулко раздающаяся по девственной тайге».

После короткого ночлега в Больше-Уринском 3-я армия начала обход Канска с юга через Бражное. Поскольку достоверных данных о принадлежности села не было, решили исходить из того, что оно может быть занято красными повстанцами. Ижевскому конному полку была поставлена задача занять Бражное и обеспечить проход частей 3-й армии через село. Ещё в темноте, в 3 часа утра, кавалерийский полк выступил из Больше-Уринского.

Капитан Ефимов:

«Подойдя к селу, полк развернул два эскадрона в лаву и двинулся в атаку. С севера, из района села Ачикаул [здесь — Ашкаул], начался обстрел шрапнелью на высоких разрывах. В селе Бражном противника не оказалось. По словам жителей, красные партизаны бежали, как только заметили наше появление. Они удовлетворились артиллерийским обстрелом с расстояния 6 вёрст, не причинившим никакого вреда.

Но перед нашим приходом, в промежутке времени после ухода группы генерала Вержбицкого, в засаду попал один егерский батальон. На льду реки лежало до 200 трупов зверски зарубленных егерей и среди них несколько женщин и детей. Навстречу нам выбежала обезумевшая женщина и умоляла спасти её. Из её истерических слов, прерываемых рыданиями, можно было понять, что красные убедили егерей сложить оружие и обещали всем полную пощаду. Когда егеря сдали оружие, их всех порубили вместе с жёнами и детьми».

В этот же день утром 3-я армия выступила из Больше-Уринского, проследовала через Бражное и двинулась дальше на Нижнеудинск.

Отдохнув после тяжёлого перехода по Кану, войсковая группа 2-ой Сибирской армии генерала Войцеховского в составе 4-й Уфимской и 8-й Камской стрелковой дивизий, 2-й Уфимской кавалерийской дивизии и нескольких мелких войсковых единиц выступила из д. Баргинской и окрестных деревень. Первоначально генерал Войцеховский намеревался выйти на Трассибирскую магистраль и, двигаясь вдоль железной дороги, выйти на Канск. Однако, связавшись по телеграфу на станции Заозёрная с группами Вержбицкого и Сахарова, Войцеховский узнал о том, что солдаты канского гарнизона перешли на сторону большевиков, а сам город занят тасеевскими партизанами, которые также заняли деревни южнее Канска и успели сильно укрепить позиции на подступах к городу.

Чтобы избежать столкновения с противником сильно поредевших частей, было принято решение выдвигаться к Транссибу и Московскому тракту, двигаться на юг в обход Канска на соединение с колоннами Вержбицкого и Сахарова.

Полковник Вырыпаев:

«В деревне Барге у богатого мехопромышленника нашли удобные сани, в которые предполагалось уложить больного генерала [Каппеля] для дальнейшего движения, когда утром доложили ему об этом, он сказал:

„Это напрасно, дайте мне коня!“ На руках мы вынесли его из избы и посадили в седло. И все двигавшиеся по улице были приятно удивлены, увидев своего начальника на коне, как обычно.

Вставать на ноги и ходить Каппель не мог, так что, приходя на ночлег, мы осторожно снимали его с седла, вносили в избу, клали на кровать, а доктор делал ему очередную перевязку. Так продолжалось несколько дней».

Генерал-майор Пучков:

«Не желая без крайней надобности подвергаться потерям, генерал Войцеховский приказал Уфимской группе обойти укреплённый партизанский район, двигаясь на деревни Бородина, Усть-Ярульская, Подъянда и далее на деревню Александровка. По-видимому, генерал Войцеховский считал возможным пойти на некоторую потерю времени, так как армия вышла уже в район, занятый чешскими эшелонами; шедшая в хвосте Польская дивизия к этому времени была сосредоточена главными силами у станции Клюквенная и должна была принять на себя первый удар красных при движении их от Красноярска на восток.

Двигаясь беспрепятственно, Уфимская группа к вечеру 13-го сосредоточилась в огромной деревне Александровка, в 20–25 верстах северо-восточнее деревни Подъянда, и здесь впервые за два последних месяца имела полную днёвку. Был дан больше, чем полный отдых: большинство людей получило баню, о которой начинали забывать и которая была так необходима ввиду свирепствовавших в рядах армии всех видов тифа».

Генерал-лейтенант Сахаров:

«Тиф, сыпной и возвратный, буквально косил людей; ежедневно заболевали десятки, выздоровление же шло крайне медленно. Иногда выздоровевший от сыпного тифа тотчас заболевал возвратным. Докторов было очень мало, по одному — по два на дивизию, да и те скоро выбыли из строя, также заболели тифом. Трудно представить себе ту массу насекомых, которые набирались в одежде и белье за долгие переходы и на скученных ночлегах. Не было сил остановить на походе заразу: все мы помещались на ночлегах и привалах вместе, об изоляции нечего было и думать. Да и в голову не приходило принимать какие-либо меры предосторожности. Это не была апатия, а покорность судьбе, привычка не бояться опасности, примирение с необходимостью».

На счастье Северной группы основные силы партизан действительно были стянуты туда, где ожидался проход основных сил белых армий — к Канску, Московскому тракту и Транссибирской железнодорожной магистрали.

Зуев А. В.:

«Третий день стоит колонна, вытянувшись длинной лентой по просеке. Люди греются около костров: лютая сибирская зима даёт себя знать. Особенно становилось жутко ночью: справа и слева тайга. Над головой была видна лишь узкая полоска неба, усыпанного яркими звёздами…

Наконец и нашему злоключению наступил конец. На третий день к вечеру противник внезапно очистил злополучную деревушку, опасаясь, вероятно, обхода, который был предпринят сотнями 11-го Оренбургского казачьего полка совместно с другой конницей. Было темно, когда колонна втянулась в бедную таёжную деревушку, где уже нельзя было достать что-либо съестного. Скопившиеся отряды не могли разместиться в деревушке, и люди грелись в неказистых деревенских избах по очереди или около костров.