Г. Штоль - История Древней Греции в биографиях

В мой богатый храм приходишь ты, Ликург, – любезный Зевсу и всем на Олимпе живущим. Не знаю, как мне назвать тебя – богом или человеком. Скорей, однако, назову тебя богом, чем человеком.

Ободренный этими словами, Ликург возвратился в Спарту с твердым решением выполнить свое трудное дело. Склонив на свою сторону часть граждан, он в одно утро вышел на площадь с 30 вооруженными приверженцами, чтобы напугать противников и устранить всякое сопротивление. Харилай сначала бежал в храм Афины, думая, что его хотят лишить жизни и царства; но когда ему под клятвой обещали безопасность, он оставил свое убежище и был даже склонен сам принять участие в преобразовании государственного строя. Большая часть дворянства также была на стороне Ликурга; оно тем скорее склонилось в его пользу, что он получил от самого Дельфийского бога полномочия на преобразование и устройство государства.

Для спасения государства Ликург должен был, прежде всего, уничтожить распрю между обоими царственными родами и положить предел раздорам партий в дворянстве. Так как ни один из обоих царственных родов не мог быть устранен, то необходимо было установить либо попеременное, либо совместное господство этих родов. Ликург имел основание решиться в пользу второго устройства; господство разделено было договором между обоими родами, так что в Спарте находились всегда два царя. Но чтобы устранить в будущем возможность новых и опасных споров между обоими царственными родами, он оставил царям власть лишь по имени и передал действительную власть в самых важных делах в руки выборных из дворян – совета старейшин (герусия). Таким образом, новый государственный строй приобрел себе расположение гордого и жадного к власти дворянства, которое видело свой прямой интерес в сохранении этого строя. Совершенного уничтожения царского достоинства, по примеру всех других государств Греции, не считали уместным в Спарте, потому что в завоеванной стране с таким разнородным населением считали нужным иметь царя, как связывающую цепь для всех, как верховного главу покоренного населения; между тем для дорического дворянства ослабленная царская власть, особенно при ее разделении между двумя лицами, не представляла опасности тиранических превышений.

Только на войне спартанские цари сохранили свою старую власть, как военачальники; тут они имели неограниченное право над жизнью и смертью. Кроме того, за ними остался самый высший священнический сан в государстве; они были посредниками между народом и его богами. Они поэтому приносили государственные жертвы и поддерживали отношения с дельфийским оракулом, с которым спартанское государство находилось всегда в тесной связи. В совете и высшем суде председательствовали цари, но каждый с правом одного голоса. Оли сохранили и внешние, старинные царские почести, председательство при всех публичных жертвоприношениях, торжествах и состязаниях, двойную порцию и двойную чашу при торжественных трапезах и кожи от всех животных, приносимых в жертву во всей стране. При разделении военной добычи они получали почетную долю. Кроме того, они пользовались царским жилищем – старым, весьма простым домом, выстроенным еще, как говорит предание, первым царем Аристодемом, – и царским поместьем; они получали и «царскую подать», которую должны были платить периэки за оставленные им земли, так что по своим доходам цари все-таки были всегда богатейшими людьми в Спарте. Вообще спартанское царское достоинство имело много сходного с древним героическим царским достоинством, как оно представляется нам в гомеровских поэмах: высокое почетное положение и незначительную власть перед дворянством. Наибольшая честь оказывалась царю по его смерти; его поминали как героя. Как только царь умирал, всадники возвещали по всей стране о его смерти, женщины ходили по улицам города и били в литавры; периэки и илоты должны были собираться тысячами в Спарту к погребению царя, бить себя в голову, вместе с женщинами, с жалобным криком и воплем, и восхвалять покойного царя как лучшего человека. В каждом доме Спарты один мужчина и одна женщина должны были надевать траурное платье; в продолжение десяти дней во всем городе царствовал глубокий траур, и все публичные дела оставляемы были на это время.

Высшую государственную власть получил по Ликургу совет старейшин, герусия, состоявшая из 28 опытных стариков, не ниже 60 лет, избираемых народом пожизненно: вместе с двумя царями герузия имела, таким об разом, 30 человек. Обыкновенно говорят, Ликург создал герусию, но так как уже в героическое время царь окружен был советом дворян, то, вероятно, и в Спарте существовало уже такое учреждение еще до Ликурга; заслуга Ликурга состояла в том, что он дал этому совету, который прежде, вероятно, составлялся и призывался царями по произволу, определенную организацию и власть. Вероятно, эти 30 человек совета были главами 30 ов, или родов, о которых мы будем еще говорить ниже. Под председательством царей они обсуждали самые важные государственные дела и в то же время составляли высший суд страны; они судили убийства, насилия и повреждения, проступки против общества и проч.

Решение совета относительно предметов, касавшихся всего народа, как война и мир, договоры и новые законы, должны были быть предлагаемы на утверждение народному собранию, потому что, по указанию Дельфийского бога, все право решения и вся власть должны были, в сущности, принадлежать народу*. * Когда Ликург получил в Дельфах полномочия Аполлона для своего законодательства, ему даны были вместе с тем основные черты новых учреждений в краткой ретре (законе): «Воздвигни святилище Зевсу Гелланию и Афине Геллании; раздели филы, устрой овы (семейные союзы); учреди совет старцев с верховными руководителями, (т. е. царями); созывай правильно от времени до времени народ между Бабикой и Кнакионом, – тут предлагай и обсуждай, но народу – решение и власть». Это самая древняя государственная хартия, известная в истории.

Этот народ составляло городское общество Спарты, дорическое население страны или дворянство, в противоположность покоренным народностями периэкам и илотам. Народное собрание правильно созывалось царем во время каждого полнолуния, согласно предписанию упомянутой в примечании ретры, между речкой Кнакионом, текущей к югу от Спарты, и мостом Бабикой, ведущим через Эврот вверху за городом. Каждый спартанец, достигший тридцатилетнего возраста, имел право являться в собрание и подавать свой голос. Царь или ктонибудь из советников читал решение совета, с необходимыми объяснениями, и народ принимал или отвергал это решение без права свободного обсуждения*. *Избиравшиеся ежегодно из народа пять эфоров, которые потом сделались первой силой в государстве и забрали в свои руки почти все правление, явились, вероятно, уже после Ликурга, при царе Феопомпе, а если уже Ликург создал эфоров, то они, во всяком случае, имели лишь ограниченную полицейскую и судейскую власть, которая потом, при Феопомпе, распространена была на все учреждения и даже на царей, которые стали ответственны перед эфорами и совершенно зависимы от них.