Артур Конан-Дойль - Сэр Найджел

По левую руку короля и почти рядом с ним, что указывало на особую милость монарха, ехал мужчина одних с ним лет, с широким лицом, тяжелым подбородком и приплюснутым носом - черты, которые, по мнению многих, свидетельствуют о задиристом характере. Щеки, нос и лоб были у него багровыми, большие голубые глаза отличались выпуклостью, и весь его облик говорил о полнокровии и холеричности. Роста он был невысокого, но широкоплеч, коренаст и, видимо, наделен огромной силой. Однако голос у него звучал мягко, он слегка пришептывал, а держался спокойно и обходительно. В отличие от короля и принца он надел легкие доспехи, с пояса у него свисал меч, а с луки седла - булава, ибо он командовал королевскими телохранителями, а также десятком закованных в броню рыцарей, сопровождавших монарха. Если бы Эдуард вдруг оказался в опасности - что в те беззаконные времена случалось не так уж редко, защитника лучше ему не потребовалось бы, ибо это был знаменитый рыцарь из Эно, принявший английское подданство, сэр Уолтер Мэнни, который рыцарской доблестью и дерзкой отвагой мог потягаться с самим Чандосом.

Позади рыцарей свиты, которые обязаны были следовать за особой короля, всегда держась вместе, ехали конные лучники, числом под тридцать, а также несколько оруженосцев, которые вели на поводу запасных лошадей, нагруженных тяжелыми предметами снаряжения их рыцарей, сами же они вооружены не были. В хвосте этой многоцветной кавалькады, которая, колыхаясь, двигалась по пригоркам и ложбинам вересковой пустоши, поспешали сокольники, алебардщики, всевозможные челядинцы, доверенные слуги и ловчие с собаками на сворках.

Королю Эдуарду приходилось обдумывать много важнейших и совсем невеселых дел. С Францией, правда, было заключено перемирие, но оно с обеих сторон постоянно нарушалось вооруженными стычками, внезапными нападениями и засадами, и мало кто сомневался, что вот-вот снова вспыхнет настоящая война. Для этого требовались деньги, а раздобыть их, после того, как парламент только что утвердил новую подать - каждого десятого ягненка и каждый десятый сноп, - представлялось задачей не из легких. К тому же Черная Смерть привела хозяйство страны в полный упадок: пахотные земли все пошли под пастбища, работники, смеясь над всеми королевскими статутами и ордонансами, отказывались трудиться меньше чем за четыре пенса в день. В обществе царил полный хаос, к тому же на северной границе порыкивали шотландцы, в полузавоеванной* Ирландии продолжались нескончаемые смуты, а его союзники во Фландрии и Брабанте настойчиво требовали давно обещанных денег, выплата которых постоянно оттягивалась.

Все это могло внушить тревогу самому победоносному монарху, но Эдуард решительно сбросил с себя бремя забот и безмятежно радовался жизни, точно школьник на каникулах. Он забыл про банкиров-флорентийцев, настаивавших на уплате по векселям, и про докуки от назойливого парламента, которому всюду надо было совать свой нос. Нет, он выехал с соколами и будет думать и говорить только о тонкостях соколиной охоты. Челядинцы били бичами по вереску и кустам у дороги, оповещая о взлетевших птицах громкими воплями.

- Сорока! Сорока! - крикнул сокольничий.

- Нет, нет, моя золотоглазая королева, она не достойна твоих когтей, сказал король, взглянув вверх на благородную птицу, которая вилась у него над головой в ожидании свиста, служившего сигналом к началу погони. - Пускай сапсанов, сокольничий! Чего ты мешкаешь? Ха! Негодяйка думает улизнуть в лес! Молодец, сапсан! Успел догнать! Поверни ее к своему товарищу! Вы там вспугните ее! Бейте по кустам! Вон она! Вон она! А-а! Возвращайтесь по местам. Госпожи сороки вам больше не видать!

С хитростью, свойственной всему ее племени, сорока, кружа среди кустов и подлеска, добралась до густой чащи, куда ни снизившийся под деревья сапсан, ни его товарищ над ними, ни челядинцы с палками добраться за ней не могли. Король посмеялся этой неудаче и поехал дальше. Взлетали все новые птицы, и на каждую выпускали своего охотника - сапсана на бекаса, тетеревятника на куропатку, и даже для жаворонка нашелся маленький дербник. Но королю вскоре надоела мелкая дичь, и он пустил коня шагом, а его безмолвная спутница все так же вилась у него над головой.

- Любезный сын, трудно сыскать птицу благороднее, ты не находишь? сказал Эдуард, поглядев вверх, когда на него вдруг упала крылатая тень.

- О, да, государь! Подобной ей еще ни разу не привозили с северных островов.

- Пожалуй. Но мой берберийский сокол бил так же метко, а летал быстрее. С восточной птицей в расцвете сил ничто сравниться не может.

- Выл у меня когда-то сокол из Святой Земли*, - сказал Мэнни. - Такой же яростный, неутомимый и быстрый, как сами сарацины. Про султана Саладина рассказывают, будто он вывел таких охотничьих птиц, собак и лошадей, что ничего подобного им мир не видел.

- Уповаю, любезный батюшка, что настанет день, когда все они станут нашими, - сказал принц, глядя на короля сияющими глазами. - Неужели же Святая Земля так и останется в лапах неверных и они и дальше будут осквернять Храм Господень своим присутствием? Мой возлюбленный, мой милостивый государь, дай мне тысячу копий и десять тысяч лучников, таких, каких я вел при Креси*, и клянусь тебе своей душой, что и года не пройдет, когда я сделаю тебя сюзереном Иерусалимского королевства!*

Король со смехом повернулся к Уолтеру Мэнни.

- Мальчики остаются мальчиками! - сказал он.

- Французы меня мальчиком не считали! - вскричал юный принц, краснея от обиды.

- Нет, любезный сын, никто не ставит тебя выше, чем твой отец. Но твой ум и воображение еще не утратили пыл, который влечет к новым свершениям, когда прежние еще не доведены до конца. Что произойдет с нами в Бретани и Нормандии, пока мой юный паладин со своими рыцарями и лучниками будет осаждать Аскалон или биться под стенами Иерусалима?

- Трудам во имя Небес поможет Небо.

- Судя по тому, что мне известно о прошлом, - сухо заметил король, - в тех войнах на Востоке Небеса себя надежным союзником не показали. Я далек от кощунства, но сдается мне, самое малое княжество оказало бы Ричарду Львиное Сердце* или Людовику Французскому куда больше помощи, чем все небесное воинство. А ты как полагаешь, милорд епископ?

Дородный прелат, трусивший за королем на сытом гнедом мерине, который легко выдерживал его вес, позволяя ему сохранять подобающую величавость, поспешил подъехать поближе к королю.

- Что ты изволил сказать, государь? Я засмотрелся на тетеревятника, взявшего куропатку прямым боем, и не расслышал.

- Скажи я, что дарую Чичестерской епархии две доходные усадьбы, ты бы, конечно, расслышал каждое мое слово, милорд епископ!