Андрей Костин - Июнь 1941-го. 10 дней из жизни И. В. Сталина

Интересно, что на этой же странице «РГ» опубликовано интервью с известным американским писателем и военным историком Альбертом Акселлом, который высказывает прямо противоположную точку зрения относительно роли И. В. Сталина во Второй мировой войне.

Отвечая на вопрос «РГ» «Была ли у Сталина альтернатива подписанию договора с Германией?», он сказал: «Сталин избрал путь, который, как выяснилось впоследствии, обернулся благом для России, благом для Британии и США и всего мира». Вот так! А наш премьер заладил: «аморальный договор», «аморальный договор» заключил Сталин с Гитлером.

И далее А. Акселл продолжает: «Что именно выиграла Россия и весь мир? Прежде всего и важнее всего то, что, согласно секретным протоколам, позднее дополнившим пакт Молотова — Риббентропа, Польша делилась между этими двумя державами. А это означало, что в неизбежном столкновении с Гитлером военные действия развернулись бы на 200–300 километров дальше от советской границы. Иными словами, Советский Союз своевременно обеспечил себе буферную зону, отсрочив вторжение гитлеровских армий на свою территорию.

Мало кто из историков поминал о том, что советский народ выиграл от пакта и в другом отношении. Ведь Гитлер выполнил условия Сталина, и, прежде чем Москва подписала договор о ненападении, Берлин поставил свою подпись под экономическим соглашением с СССР. Германия предоставила Советскому Союзу двухлетний кредит на сумму в 180 млн. рейхсмарок для закупки немецких товаров. За год до нападения Гитлера на СССР было достигнуто соглашение, что советские летчики и авиаконструкторы посетят не менее двухсот германских авиастроительных и военных заводов. Советской миссии в Берлине дали разрешение закупить многие новейшие модели немецких самолетов и перегнать их в Москву. Информация, которую заполучила при всех этих сделках советская сторона, оказалась бесценной. Гитлер, по свидетельству очевидцев, был в бешенстве из-за продажи самолетов. Немецкий генерал, подписавший эту самолетную сделку с СССР, опасаясь наказания, покончил с собой.

Наращивая военные мускулы и обгоняя по мощи вермахт, Советский Союз тем самым помогал США и Британии одерживать их победы над гитлеровскими армиями на фронтах Западной Европы» {80} .

Вот эти мысли и слова да в уста бы нашему духовному лидеру нации, который заладил, как заигранная пластинка, «аморален пакт Молотова — Риббентропа», как и все другие договоры и соглашения, заключенные и совершенные с Гитлером лидерами западных стран.

Многие задавались вопросом — почему Парад Победы, состоявшийся 24 июня 1945 года, принимал маршал Г. К. Жуков, а не Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин? Объяснение этому феномену не найдено до сегодняшнего дня. Правда, в последнее время по страницам газет и журналов и в некоторых солидных изданиях (например, в трудах С. и Е. Рыбасов) пошел гулять миф о том, что Сталин не умел ездить на коне, а потому и поручил принимать Парад Победы своему заместителю Г. К. Жукову. Причем поручил эту миссию Жукову не сразу, а лишь после того, как сам попытался освоить искусство лихого наездника, но неудачно, во время тренировки с коня упал, получил травму и от этой затеи решительно отказался. И немудрено. Освоить искусство наездника за один месяц (решение о проведении Парада Победы было принято 24 мая 1945 года) человеку пожилому (Сталину было без малого 66 лет), в жизни на коня ни разу не садившемуся, да еще с негнущейся в локте левой рукой, очень сложно. Но чтобы с подобным «опытом» наездника выехать на Красную площадь, и продемонстрировать всему миру свое «искусство» — вероятность такого события практически равна нулю.

Действительно, «принимающему парад предстояло ровно в 10 часов появиться на боевом коне из ворот Спасской башни с последним ударом курантов на башне одновременно с командующим парадом, который несется на коне ему навстречу, оказаться в центре площади перед Мавзолеем, принять рапорт, объехать все полки, построенные на Красной площади, остановиться точно перед каждым штандартом, удержать коня на месте, не позволяя ему встать на свечу, пожелать здравия полку, выслушать зычный ответ, поздравить с победой и под ответный рев нестись дальше манежным галопом, ни в коем случае не позволяя коню сорваться в полевой галоп. При этом каждый раз наездник должен был трогать коня с левой ноги и ритм держать. Принимающему парад следовало объехать войска, построенные не только на Красной площади, но и на улице Горького, на Манежной площади и площади Свердлова, и везде произносить приветствия. И каждый раз мгновенно коня останавливать, и каждый раз брать с места в галоп, а возвращаясь на Красную площадь, пройти подъем рысью размашистой, но не раскидистой. Завершив объезд войск, следовало резво спрыгнуть с коня. Перед всем честным народом. Перед кинокамерами.

Эта работа требовала длительной и очень серьезной подготовки. Ведь ненароком можно было ускакать не в ту степь» {81} . Сталин прекрасно понимал, что ему с этой задачей не справиться, и, по свидетельству генерала армии Штеменко, которому было поручено спланировать парад, отдав необходимые распоряжения, он к процедуре парада не проявлял больше никакого интереса и не хотел даже слышать о том, что именно ему положено принимать этот, поистине исторический, парад.

«Выработанный ритуал пытались доложить Верховному, но он и слушать не стал, — пишет С. М. Штеменко.

— Это дело военных. Решайте сами — заявил Сталин» {82} .

Как пишет генерал армии С. М. Штеменко, Сталин принял решение о проведении Парада Победы 24 мая 1945 года. Решение было оформлено соответствующей директивой, в которой утверждались дата проведения парада (24 июня) и две центральные фигуры: принимает парад маршал Жуков; командует парадом маршал Рокоссовский {83} .

Через год после опубликования мемуаров Штеменко вышло первое издание мемуаров Жукова «Воспоминания и размышления», где маршал «вспоминал» о том, как принималось решение о проведении Парада Победы: «В середине мая 1945 года Верховный приказал мне прибыть в Москву (из Берлина. — А.К. ). Цели вызова я не знал, а спрашивать было неудобно, да это и не принято у военных…

Я направился прямо в Генеральный штаб к А. И. Антонову, от которого узнал, что Государственный Комитет Обороны рассматривает сейчас вопросы, связанные с выполнением наших новых обязательств перед США и Англией — вступление Советского Союза в войну с Японией.

В Генеральном штабе в это время шла полным ходом работа по планированию предстоящих боевых действий сухопутных войск, ВВС и Военно-морского Флота на Дальнем Востоке.

Из Генштаба я позвонил И. В. Сталину и доложил о своем прибытии. Тут же получил указание явиться в восемь часов вечера в Кремль. Времени в моем распоряжении было достаточно, и я поехал к Михаилу Ивановичу Калинину, который звонил мне в Берлин и просил по приезде в Москву обязательно зайти к нему и рассказать о Берлинской операции…