Валериан Мартынов - Пролив в огне

Когда 28 и 29 декабря плацдармы наступающих войск начали расширяться по всему керченскому берегу, ощутимую помощь десантникам оказала 48-я 152-мм четырехорудийная батарея КВМБ (командир — старший лейтенант И. Е. Новиков, военком — младший политрук Быков). Батарея была расположена против косы Чушка на берегу Динского залива и действовала в направлении Еникале.

Батарейцы выпустили 800 снарядов, уничтожили две артиллерийских батареи противника, а также успешно поддерживали высадку наших войск и подавляли другие вражеские огневые средства. Штаб 51-й армии трижды объявлял благодарность личному составу батареи за отличное ведение огня. Кроме того, батарейцы Новикова спасли 68 человек с подбитого гитлеровскими бомбардировщиками парохода Азовской флотилии «Пенай», затонувшего в проливе.

Особо следует упомянуть плавбатарею № 4 (командир — старший лейтенант Л. Д. Чулков, комиссар — [60] политрук Я. К. Черныш). Она имела на вооружении три 100-мм универсальных орудия, зенитную батарею 45-мм полуавтоматов и крупнокалиберных пулеметов и входила в состав Керченской базы с начала ее формирования.

Эта батарея уже успела изрядно «хлебнуть войны» во время первого наступления гитлеровцев в Крыму в октябре — ноябре 1941 года. Тогда, находясь в оперативной зоне КВМБ на Азовском море и активно действуя, батарея получила прямое попадание авиабомбы, но осталась на плаву. Нуждаясь в срочном ремонте, батарея переместилась в Камыш-Бурун, но там, в обстановке развернувшейся эвакуации ремонт был невозможен. Батарейцам удалось самим временно заделать пробоину. Между тем противник подошел вплотную к Камыш-Буруну и вел артогонь по бухте и причалам. В полуаварийном состоянии батарея вместе с монитором Азовской флотилии «Железняков» вела огонь по противнику, а ночью по приказанию командования на буксире у монитора ушла в Темрюк на Азовском море. После ремонта на плавбатарее побывал командир КВМБ контр-адмирал А. С. Фролов и поставил задачу на участие в десанте.

Батарея имела отличное по тому времени вооружение и была весомой боевой единицей. Несмотря на отсутствие хода, она могла перебрасываться на буксире в любом направлении, а плоскодонное днище давало возможность подходить близко к берегу для ведения огня.

26 декабря из указанной точки в проливе на траверзе Камыш-Бурунской бухты батарея поддерживала огнем десантные части, а 28, 29 и в ночь на 30 декабря вела огонь из самой бухты. В зависимости от боевой обстановки она меняла позицию, подтягиваясь поближе к берегу для подавления прямой наводкой береговых огневых точек и успешно прикрывая десантников зенитным огнем.

Потери в людях на батарее были невелики: несколько человек раненых. Многие моряки из экипажа батареи во главе с ее командованием были награждены орденами и медалями за доблесть и мужество при десанте.

Особенно отличились в бою при Камыш-Буруне помощник командира батареи лейтенант Н. Д. Сидоренко и комендор-наводчик 100-мм орудия Николай Швиненко. Рабочий из Киева, награжденный еще до войны орденом Ленина за успехи в труде, Швиненко был общим любимцем команды. [61]

В бою он лично прямой наводкой подавил из своего орудия несколько огневых точек врага.

Прекрасно подготовленным артиллерийским офицером проявил себя при высадке десанта командир плавбатареи № 4 старший лейтенант Л. Д. Чулков. Впоследствии он занимал на флоте высокие руководящие должности и уволился в запас в звании вице-адмирала.

29 декабря командир Керченской ВМБ А. С. Фролов направил начальника штаба базы капитана 3 ранга А. Ф. Студеничникова на рекогносцировку на двух торпедных катерах: № 105 (командир — лейтенант И. Н. Васенко) и № 24 (командир — лейтенант А. Ф. Крылов). Попутно А. Ф. Студеничников должен был доставить в Камыш-Бурун группу медицинских работников 51-й армии с медикаментами для развертывания госпиталя вслед за наступающими войсками. Комиссаром этого отряда был назначен старший политрук Д. С. Калинин, военком района СНИС Керченской ВМБ, при нем — несколько краснофлотцев-связистов.

При подходе к Камыш-Бурунской косе оба катера подверглись сильному артобстрелу с берега. Получив большие повреждения и понеся потери в людях, они вынуждены были выброситься на отмель Камыш-Бурунской косы. Теперь на катерах осталось всего восемнадцать боеспособных человек. Они высадились на берег и под командованием Студеничникова и Калинина продолжали боевые действия. Затем смельчаки присоединились к наступающим армейским частям и «...составили ударный отряд, который первым ворвался в город Керчь и водрузил над комендатурой знамя победы, знамя нашей Родины», — как свидетельствовала газета Черноморского флота «Красный Черноморец» от 24 января 1942 года.

Утром 30 декабря 1941 года командир базы Фролов получил из Керчи радиограмму: «30 декабря отряд моряков вступил в Керчь, начальник гарнизона г. Керчи Студеничников, комиссар гарнизона Калинин».

Конечно, это было сказано излишне громко — ведь отряд вступил в Керчь не один, а вместе с частями Красной Армии. Но люди в нем были отважные, и мы с Фроловым, не без улыбки прочитав радостную телеграмму, решили на месте посмотреть и оценить действия моряков. [62]

В тот же день после полудня я отправился на катере-охотнике в Керчь, захватив с собой группу работников политотдела.

В город прибыли дотемна и, соблюдая все меры предосторожности, чтобы в воде или на причале не наткнуться на мину, ошвартовались у полуразрушенного причала металлургического завода имени Войкова.

Путь в центр города, где расположилась наша комендатура, был довольно долгим. Мы шли по улицам группой человек в двадцать, выслав на всякий случай вперед патруль. Шли не торопясь, чтобы лучше ознакомиться с обстановкой.

В городе, казалось, полностью отсутствовали жители. Нас поразила тишина — будто не было здесь до войны стотысячного населения, будто не было бойкого и шумного города металлургов и рыбаков!

На пустынных улицах, где многие дома были разрушены бомбами и снарядами, иногда появлялись человеческие фигуры. Но, едва заметив нас, они скрывались. Пробовали окликнуть «беглецов», но остановить их не удавалось. Спустя некоторое время мы разобрались в причинах бегства прохожих: на стенах домов были расклеены печатные приказы немецкой комендатуры на русском языке. В них говорилось о запрещении появляться на улицах после 6 часов вечера, в противном случае — расстрел на месте. Запрещалось запирать калитки в воротах и двери в домах, что приравнивалось к укрывательству партизан. Нарушителям также грозил расстрел. Поэтому-то редкие встречные и бежали от нас, все еще не веря, что мы — свои.