Афанасий Коптелов - Точка опоры

6

Гнев, подобно огненному валу весеннего пала по сухой траве, катился по стране. Достиг и Сибири. Третий день клокотали улицы Томска.

...Еще в начале зимы в университете появился доносчик. Один из студентов изобличил его, назвал шпионом. Доносчик обиделся: дескать, оклеветал невинного. Стал искать защиты у мирового судьи.

В день суда студенты, покинув аудитории, отправились защищать обвиняемого в клевете, до предела переполнили судебную камеру, столпились у входа. Засунув по два пальца в рот, звонким мальчишеским свистом прерывали несправедливые слова судьи. Тот вызвал полицию.

После некоторого промедления, когда у судьи, прервавшего заседание, уже иссякло терпение, прибыл сам полицмейстер с нарядом полиции. Студенты, покинув судебное присутствие, заполнили улицу. Один взмахнул над головой красным шарфом:

- Запевайте!

Из соседнего палисадника выломил штакетину и, как флаг, прикрепил к ней шарф. Под этим своеобразным флагом двинулись в сторону университета.

Их было около двухсот человек. Запевалы грянули дружно и возмущенно:

Беснуйтесь, тираны, глумитесь над нами...

Эту песню годом раньше студенты привезли в университет со станции Тайга, где в то время работал на железной дороге ее автор - Глеб Кржижановский.

И странное дело - никто на них не прикрикнул, никто не потребовал замолчать. Более того - полицмейстер поехал впереди демонстрантов, не отрываясь от них.

Песня оборвалась на несколько секунд. Студенты переглянулись. Что это такое? Демонстрация с разрешения властей? Как в Англии?! Невероятно! Но факт оставался фактом. Полицмейстер ехал впереди, казалось, с невозмутимым спокойствием.

На тротуарах останавливались прохожие, недоуменно хлопали руками:

- Господи, что творится!

- Спаси и помилуй!..

Молодые парни подстраивались в конце колонны:

- Молодцы студенты!

- Терпенье, видать, кончилось.

Запевалы гремели:

За тяжким трудом, в доле вечного рабства

Народ угнетенный вам копит богатства...

Сотни голосов подхватывали:

Но рабство и муки не сломят титана!

На страх, на страх, на страх вам, тираны!

На мостике через Ушайку по обеим сторонам у перил столпились горожане. Выше всех голова Николая Большого. Он, сдернув с себя шапку, помахал колонне:

- Эй, ребята! Поберегитесь!

Но беречься было уже поздно. Полицмейстер, съехав с моста, махнул рукой в белой перчатке и, повернув коня в сторону базара, зашумевшего, как потревоженное осиное гнездо, гаркнул:

- Братцы, с богом! Лупи смутьянов!

От мясных лавок, от соляных, скобяных и шорных лабазов мчались, засучивая рукава, бородатые хозяева, дюжие приказчики успели заранее повыдергивать супони из хомутов и превратить их в плети. Скобянщики вооружились кто ухватом, кто клюкой, кто топорищем. Запоздавшие подготовиться выламывали штакетины у соседнего палисадника. Раскрасневшийся, как печная заслонка, хозяин рыбного лабаза впопыхах схватил за хвост длинную щуку и бежал к свалке, взмахнув ею, будто саблей, и орал широко открытым, мохнатым от рыжей щетины ртом:

- По го-оло-овам!.. Норови, братцы, по голова-ам!.. Так вот! Эдак вот!

Стоявшая наготове пожарная команда и ломовые извозчики вмиг загромоздили улицу бочками да санями, встречали ударами кулаков в зубы. А обороняться студентам нечем - под ногами гладко укатанный снег. Ничего не ухватишь. И бежать было некуда - только отступать от гогочущих побойщиков, подкреплявших удары трехэтажным матом.

Молодой голос с хрипотцой стегнул полицейских по ушам:

- Долой самодержавие!

Те, отбежав к базару, подзывали с биржи легковых извозчиков, избитых до крови студентов отправляли в больницу, остальных - в городскую кутузку.

А между базаром и мостом продолжала неистовствовать зарождавшаяся черная сотня. Настигая студентов, "братцы" били со всего плеча, валили с ног, приговаривая:

- Это за царя-батюшку!

- Штоб бога помнили!..

Николай Большой с несколькими студентами успел незаметно спрыгнуть на лед и укрыться под мостиком, дыша тяжело и прерывисто, шепотом укорял:

- Как же вы оплошали... Безоружные в ловушку зашли... Вперед наука: запасаться надо, кто чем может. А вечером - на сходку.

Ночью шумели сходки. На шести конспиративных квартирах печатали прокламации: "К народу", "К рабочим", "К лишенным прав". Едва подсохшие листовки расклеивали по городу, опускали в почтовые ящики. В них - призыв к новой демонстрации.

Через день студенты университета и Технологического института собрались не в аудиториях, а в актовых залах. После громовых речей все вышли на улицу, слились в единую колонну. Рабочие, откликнувшись на призыв, принесли кумачовый флаг. Возраставшей лавиной двинулись на Соборную площадь. Ее заполнили от края до края. Распахнулись форточки в окнах Управления дороги. Оттуда неслось громовое: "Долой самодержавие!" Железнодорожники вырывались толпами из дверей, как пчелы из растревоженных ульев, смешивались со студентами. Откуда-то притащили стол. На нем то и дело сменялись ораторы.

Площадь гудела все громче и громче.

В лакированной кошевке примчался вице-губернатор барон Дельвиг, потрясая кулаком, обтянутым белой перчаткой, надрывал голос:

- Господа, минуту внимания!.. Господа, я не позволю... Я запрещаю против царя-батюшки...

Надтреснутый голос его тонул в грозной буре криков, и он умчался прочь.

Через несколько минут из улиц и переулков на площадь выступили шеренги солдат местного батальона с винтовками наперевес. Обыватели, пришедшие поглазеть на бунтовщиков, кинулись с площади врассыпную. Студенты кидали в озябшие до синевы лица солдат:

- Ну, коли... если совести нет!

- Поймите, служивые, правда на нашей стороне.

Полицейские разгоняли замешкавшихся горожан:

- Разойдись! Будут стрелять...

Усатый штабс-капитан подавал команду:

- Оцеплять бунтовщиков!

Шаг за шагом солдаты штыками оттесняли студентов в глубину улицы и наконец притиснули к зданию клиники. Полицейские приготовились хватать тех, кто им казался возмутителем бунтовщиков, но распахнулись двери и студенты стали протискиваться в клинику.

- Ну и слава богу! - перекрестился полицмейстер. - Там от нас не уйдут. Закоперщиков арестуем, остальных перепишем...

Однако ни арестовать, ни переписать не удалось - студенты из клиники прошли через университетский двор и снова оказались на улице. Перед университетом вспыхнул новый митинг: ораторы, следуя призыву "Искры", говорили о крепнущем союзе студентов и рабочих.

Наряд полиции бросился туда. А тем временем, как костер, в который добавили сухого хвороста, повторно запылал митинг на Соборной площади...

Так, собираясь то на одной, то на другой улице, студенты митинговали дотемна, требуя свободы слова и собраний. Громко заявляли: если полиция не уймется, а ректор не отчислит доносчика, то они, универсанты и технологи, объявят забастовку.