Отто Кифер - Сексуальная жизнь в Древнем Риме

У нас есть и два других рассказа о Гелиогабале, сильно отличающиеся от приведенного выше. Первый принадлежит Кассию Диону, современнику императора, а второй – Лампридию, дешевому и сенсационному автору поздней эпохи. Оба рассказа контрастируют с безыскусным и прозаическим повествованием Геродиана, выделяя фаллический элемент в жизни Гелиогабала. Этот контраст можно объяснить по-разному. Самое простое объяснение (которое приводится во всех исторических трудах), конечно, состоит в том, что Кассий Дион и Лампридий рассказывали всю правду о жизни этого «выродка». Но как ни удобна такая точка зрения, мы ее не разделяем – по крайней мере, принимаем с очень большими оговорками. Безусловно, верно, что этот юноша полусемитских корней, неожиданно оказавшийся во главе величайшей державы мира, мог позволить себе вести образ жизни, напоминающий Нерона. Например, эти авторы рассказывают, что вскоре после своего возвышения он предал смерти ряд людей, которым был многим обязан, в том числе и своего наставника, весьма отличившегося в войне с предыдущим императором Макрином. Вот как объясняет это Дион: «Он умертвил этого человека, потому что тот упрекал его в неумеренности и неразумном поведении; он лично нанес первый удар, потому что никто из его воинов не решался поднять руку на невинного» (Кассий Дион, 80, 6).

Мы же прежде всего заметим, что подобное едва ли могло произойти без согласия матери Гелиогабала, которую описывают как жестокую и порочную женщину. Она и амбициозная бабка Гелиогабала, очевидно, играли такую же роль в его правлении, какую играла Агриппина при юном Нероне. Бессердечную неблагодарность, проявившуюся в зверском убийстве наставника Гелиогабала, можно объяснить с точки зрения психологии: юноша гордился своим свежеобретенным мужеством и в попытке окончательно освободиться от оков старых влияний схватился за меч. Но с другой стороны, весь этот инцидент может оказаться лишь злопыхательской и безосновательной сплетней – из числа тех, которые мгновенно множатся после свержения и убийства императора. Мы также полагаем, что все другие ужасы (включая и сексуальные), упоминающиеся у Кассия Диона и Лампридия, можно интерпретировать в совершенно ином ключе – хотя, насколько нам известно, никто еще не пытался это сделать. Возможно, наша интерпретация ошибочна, но мы попытаемся ее обосновать. Вот в чем она состоит.

Как указывает Дитерих (в процитированном выше отрывке), культ сирийского божества Гелиогабала включал крайне непристойные элементы. Мы знаем, что с обоих сторон от входа в его храм в Сирии стояли два колоссальных фаллоса, по преданию, установленные самим Вакхом; символом же бога Эмесы было не что иное, как «огромный конический черный камень», наподобие фаллоса. Нельзя ли предположить, что внедренный Гелиогабалом культ был просто-напросто фаллическим культом, тем более что фаллические культы в самых различных формах характерны для всего Древнего мира? Юный жрец такого культа волей-неволей будет воспринимать себя как женщину. Нашу теорию подтверждает то, что, как нам рассказывают, Гелиогабал хотел оскопить себя, но затем ограничился обрезанием, однако танцевал в честь своего бога всегда в более-менее женском обличье. Он рассматривал себя как женское начало в противоположность к законченной мужественности своего бога. Мы ясно видим, что Гелиогабал видел в своем боге воплощение мужского начала; доказательство тому – устроенный им божественный брак.

Итак, если он был, так сказать, женщиной, увлеченной поклонением мужскому началу, легко объясняется и все остальное. Легко понять, почему этот «развратный» юноша искал всюду мужчин с выдающимися фаллическими атрибутами, а потом и «вышел замуж» за того, который в этом отношении не знал себе равных. Сцены ревности, которые происходили между двумя любовниками, являются лишь дальнейшим развитием этой фантастической идеи. Вполне может быть, что женственные черты (по сути, бисексуальный элемент) были в Гелиогабале необычайно сильно развиты; на это указывает замечание Кассия Диона (80, 14), что он не только танцевал под музыку во время своих празднеств, но и в повседневной жизни отличался необычайной «танцующей походкой». То же самое характерно и для современных гомосексуалистов.

Наконец, мы должны отметить признаки мазохизма в его характере, что упоминается Кассием Дионом. Он рассказывает (наряду с другими авторами, чья правдивость также остается под сомнением), что ревнивый любовник часто бил Гелиогабала, и тот ходил со следами побоев на теле. Далее Кассий говорит (80, 15, 4): «Его страсть к своему любовнику была не случайной прихотью, а сильной и глубоко укоренившейся любовью: суровость любовника не возбуждала в нем негодования, а лишь усиливала его страсть; он собирался дать любовнику титул цезаря».

Нам хочется представлять себе Гелиогабала красивым мальчиком, чье очарование заключалось в нежном изяществе и женственных чертах. Но если, согласно распространенным представлениям, его изображения на римских монетах (а как нам известно, они раскрывают характер персонажа) правдивы, то мы сталкиваемся с новой загадкой. На этих монетах мы видим весьма уродливого юношу, не слишком, правда, юного, с ярко выраженными семитскими чертами, азиатскими кудрями, тусклыми глазами, выступающей нижней губой и большим горбатым носом – в сущности, полную противоположность «юному Дионису». Но сами эти сирийские черты (практически почти негроидные) вполне объясняют чувственный характер столь молодого человека.

Так или иначе, мы видим из всех приведенных выше фактов и описаний, что загадка Гелиогабала остается нерешенной. Нам представляется, что решение не будет найдено, если принимать за исторические факты все абсурдные и вульгарные россказни Лампридия или сочинять на их основе сенсационные романы, вроде того, что принадлежит перу голландского автора Куперуса. Стоящая перед нами проблема более сложна. По нашему мнению, наиболее близко подошел к правде об этом таинственном сирийском юноше Геродиан; соответственно, и наш рассказ опирается главным образом на его свидетельства.

В раннехристианских сочинениях и в последующих трудах историков и морализаторов рефреном проходит идея, что гибель Рима явилась естественным следствием его сексуальной деградации, роскоши и вырождения римского народа. В данной главе мы попытаемся оценить, в какой степени это предположение верно, а в какой его следует отбросить.

Оставим шумные улицы современного Рима и углубимся в священную тишину руин Форума. Взгляните на древние стены, на белоснежные колонны на фоне лазурных небес; затем обратите свой взор на Палатин, где среди камней императорского дворца поднимаются темной стеной сосны, оттененные деревьями в голубом цвету. Или же прогуляйтесь по Виа Сакра, под колоссальной аркой, воздвигнутой в честь победы Тита над иудеями; подойдите с благоговением к огромному амфитеатру Флавиев, встающему перед вами, как изрезанная горная цепь, и вас непроизвольно охватит чувство, которое Гельдерлин выразил следующими словами: