Терри Джонс - Варвары против Рима

Статуи богов напоминали изображения царей, а их храмы стали дворцами. Вавилоняне, как и ассирийцы до них, забрали богов завоеванных народов и держали их словно заложников в храме собственного верховного божества. Кир вернул их обратно. Он был веротерпим, если только люди не поклонялись тому, что В его религии было «Ложью» и ее демонами, богами диких степных кочевников 3.

Его собственное божество Ахурамазда было не статуей или идолом, а всепобеждающей моральной властью, которой поклонялись посредством священного огня. Дополнительное преимущество этой религии заключалось в том, что изображение бога, живущего в храме-дворце и обладающего большей властью на земле, чем сам Кир, отсутствовало. Кир принял учение пророка Зороастра, и «цилиндр Кира» с экстраординарной декларацией веротерпимости можно сравнить с хартией прав человека.

Нельзя сказать с уверенностью, был ли Зороастр современником Кира, но совершенно очевидно, что то была эпоха великих религиозных проповедников – время Залмоксиса и Будды. Зороастр провозгласил этический монотеизм, который был всемирным учением. Верховный бог Ахурамазда находился в центре царства справедливости, обещавшего бессмертие и блаженство. Но существовала также и злая сила – Ахриман, вступивший в схватку с Мудрым Господом.

Человеческие существа были вольны выбирать между Справедливостью и Истиной и Царством Лжи. Зороастр уподоблял добро достижениям цивилизации и власти, а зло сравнивал с ворюгой-кочевником, врагом культурного земледелия и скотоводства. Это в действительности было следствием образа жизни на Среднем Востоке, который на протяжении тысяч лет формировался как городской. Для завоевателя смена культуры в городе оборачивалась драмой. С другой стороны, римская идея цивилизации была нацелена преимущественно на сельские культуры Северной Европы. Рим строил мини-Римы, чтобы сделать аборигенов «римлянами». Когда Рим захватывал крупные города в других регионах (Карфаген, Коринф, Иерусалим), его первой реакцией было сравнять их с землей.

Царства Ахеменидов во многом зависели от торговли. В английский язык пришло много слов из персидского, таких как «bazaar (базар)», «shawl (шаль)», «sash (кушак)», «turquoise (бирюза)», «tiara (тиара)», «огапgе (апельсин)», «Iemon (лимон)» и, конечно, «paradise (рай)» – от персидского слова, означающего «сад». Слова путешествовали вместе с товарами. Масштабы торговли иллюстрируются находкой в 1949 г. персидского ковра размером в : квадратных футов в ледяной могиле в Пазырыке, что в Южной Сибири. Это старейший из найденных когда-либо ковров, он датируется IV или V в. до н. э.

Символическим сердцем царства был легендарный город-дворец Парса (Персидский город, Персеполь), который, похоже, предназначался для царских ритуалов. Он был построен отцом Ксеркса Дарием, и размах строительства впечатляет даже сегодня. А в те времена он и вовсе должен был смотреться потрясающе с этими своими высоченными деревянными потолками, громадными дверями, отделанными золотом, роскошными занавесями и настенными росписями, удивительными изразцами и чудесной резьбой. Cтены и лестничные пролеты дворца покрыты рельефной резьбой, изображающей племена, приносящие дары со всех концов царства. Их подношения довольно символичны: одежда, молодые животные – подарки такого рода можно рассматривать как жертвоприношения богу.

Это царство ни в чем не напоминало Рим, который хотел романизировать весь мир, установив не просто свою власть, но и навязав культуру, язык, литературу, религию и общественный строй. Персидская концепция империи основывалась на идее «царя царей», который жил, подобный богу, во дворце, фактически являвшемся храмом, и чьи вассалы, как более мелкие боги, естественным образом правили собственными народами на свой собственный манер. Поэтому там было такое разнообразие культур и религий.

Примечательной чертой резных рельефов, покрывающих Персеполь, является то, что людей из подчиненных народов ведут к царю за предплечье, а не за кисть,- в знак того, что они идут по собственной воле, а не как пленники. Римляне никогда не могли понять этих фризов с данниками, одетыми в одежды своего народа и явно демонстрирующими свою принадлежность к другой культуре. Для римлян все было проще: либо ты учишься выглядеть, одеваться и быть, как римлянин, либо ты – варвар.

Конец династии Ахеменидов пришел в 330 г. до н. э., когда Александр Македонский, вооруженный артиллерией и непоколебимой верой в свою миссию завоевателя, разгромил империю с исключительной жестокостью, поскольку он сам хотел стать царем царей. В отместку за сожжение Ксерксом Афин 150 лет назад, он разрушил Персеполь, увезя содержимое огромной сокровищницы на 20 000 мулов и 5000 верблюдов. После смерти Александра греческие общины остались одними из наиболее приметных среди народов империи. Когда во II в. до н. э. К владычеству пришла новая династия, парфяне, они стали называть себя «греколюбы», филэллины.

Персеполь лежал в руинах, а империя, столицей которой он был, ушла в прошлое. Но идея царства, которую он символизировал, не была утеряна, и парфяне переняли у Ахеменидов традиции толерантности и многообразия. Они позволяли народам сохранять свои языки и культуры в местах проживания. Это была децентрализованная империя, в которой царь царей правил более чем 18 подчиненными царствами, без претензий на центральное руководство. Для римлян такой способ организации был непостижим. Они видели в нем просто политическую дикость.

В 55 г. до н. э. Римом управляли три человека: Помпей, Цезарь и Красс Цезарь был занят завоеванием Галлии. Помпей аннексировал Сирию, захватил Иерусалим и заключил мирный договор с Парфянской империей. А третий и самый богатый член триумвирата Красс решил, что его патриотический долг заключается в том, чтобы победить Парфию, захватить ее золото и установить римский контроль над обширной варварской империей. Кроме всего прочего, таким образом он стал бы вровень с двумя другими членами триумвирата. Красс делал деньги на пожарах в Риме. Он приобретал рабов-строителей и рабов-архитекторов. Когда в пере населенном городе загоралось очередное здание, он мчался туда, чтобы купить пылающий дом и соседние кварталы, которые вот-вот загорятся. Красс получал их по бросовым ценам и, в конце концов, стал владельцем большей части города. Но стратегия бизнеса и военная стратегия – это далеко не одно и то же.

Парфяне обнаружили, что без каких-либо провокаций или нарушений договора с их стороны на них готовится напасть огромная армия в 40000 человек – семь легионов плюс вспомогательные войска. Красс на протяжении года тянул деньги из дружественных городов на юге Турции, а затем Артавазд, правитель Армении, предложил ему 6000 кавалеристов и свободный проход через свою территорию. Принято считать, что Артавазд проявил слабость и малодушие, но Красс в этом предложении увидел хорошую возможность для армян отомстить за прошлые унижения. Он решил идти не через Армению, а через Месопотамию. Артавазду он сказал, что его дело – блокировать наступление парфян. Тот ответил, что будет рад оказать услугу.