Евгений Анисимов - Безвременье и временщики. Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-е — 1760-е годы)

На сем возвращении арестован также и брат герцога Густав Бирон, имевший жительство в одной мимо лежащей улице, и то же самое в ту же ночь сделано над тайным советником и кабинетским министром Бестужевым, которого винили, что он отменно предан был регенту.

Засим герцога, равно как и брата его, посадили до дальнейшего распоряжения в особых покоях дворца за крепким караулом.

Еще пред рассветом обнародовано о сем происшествии в целом городе, и все чиновники вообще по учиненным повесткам съехались ко двору. По принесенном поздравлении родителям императора было чрезвычайное собрание совета, в котором положено просьбою утруждать принцессу с титулом императорского высочества великой княгини российской принять правление во время малолетства ее сына.

Принцесса, приняв оное ко благоугодности своей, и по отпетии литургии и благодарственного молебна при пушечной пальбе учинена ей в верности присяга, и в тот же самый день, как во все провинции империи, так и к иностранным дворам, отправлены курьеры с известием о сей воспоследовавшей перемене.

Ввечеру прежде бывший регент купно со своею фамилиею под сильным прикрытием отправлен в Шлиссельбургскую крепость в шестидесяти верстах от Санкт-Петербурга. Принцесса, при вывозе его из дворца, стояла у окна и смотрела, но, не могши удержать своих слез, вещала, что она совсем иное ему готовила, если б он сам не понудил ее иначе с собою поступить, присовокупя к тому, что если б он прежде предложил ей добровольно правление, то бы она с честию и со всеми сокровищами отпустила его в Курляндию.

Следующий день назначен был для раздачи разных милостей и чинов, и всем, кои вход ко двору имеют, повещено пред полуднем собраться в комнатах принцессы.

Дабы не показалось кому-либо странным, что в сие производство граф Остерман великим адмиралом и князь Черкасской великим канцлером пожалованы, нужным считаю вкратце упомянуть, какие причины служили к тому поводом.

Утром весьма рано приказал отец мой позвать к себе меня купно с президентом бароном Менгденом и предложил, чтобы мы, кого считаем достойным к пожалованию или к награждению, представили ему и притом с показанием нашего мнения, чем и как кто наилучше награжден быть может. Мы исполнили сие тут же, после чего приказал он мне взять перо и писать, что он мне говорить станет. Первое было, чтобы ее высочество великая княгиня и регентша благоволила возложить на себя орден Св. Андрея, и второе — генерал-фельдмаршала графа Миниха за оказанную им услугу пожаловать в генералиссимусы.

Окончав сие, представил я ему, что хотя он по всем правам и заслугам сего достоинства требовать может, однако я думаю, что, статься может, принц Брауншвейгский для себя оное готовит, почему и нужно бы было пристойным образом о сем у него разведать, в каковом случае советовал я отцу моему испросить себе титул первого министра. На сие он согласился и, оставя прежде упомянутое достоинство, избрал для себя последнее.

После сего спросил он меня и барона Менгдена, как же может граф Остерман над собою терпеть первого министра? Мы отвечали, что надлежало бы и ему назначить достоинство, которое с высшим чином сопряжено, нежели каковой он по сие время имел.

Отец мой вещал, что он вспомнил, как граф Остерман в 1732 году, работая над новым положением для флота, намекал, что он охотно желал бы быть великим адмиралом.

«Да кто же будет великим канцлером?» — вопросил я. Видя, что отец мой на сие ничего не отвечал, сказал я, что хотя князь Черкасский за свои поступки больше наказания, нежели награждения заслуживает, однако я думаю, что в начале нового правления милосердием и великодушием скорее утвердиться можно, нежели чрез меру строгим исследованием и наказанием уличенных преступников; что в сходствие того ее высочество великая княгиня не может убедительнейшего предъявить довода своего великодушия, как если упомянутого князя Черкасского на вакантное великого канцлера достоинство оставались в руках паче у природных россиян, нежели у иностранцов, то еще предложил я графа Михайла Головкина в вице-канцлеры.

Когда потом как вышеупомянутые, так и другие к повышению и награждению следующия особы расписаны, то приказал мне отец мой списать с того расписания копию, съездить во дворец и поднесть оное принцессе на утверждение.

По прошествии нескольких часов приехал он и сам и получил ее согласие на все изображенные в расписании статьи.

Около одиннадцати часов пред полуднем, когда все по учиненным повесткам в передних комнатах собрались, выступила великая княгиня, одеянная в голубой ленте и со звездою ордена Св. Андрея, и жаловала всех к руке. Потом от имени императора читано расписание о пожалованных, в силу которого принц Брауншвейгский объявлен генералиссимусом всей сухопутной и морской силы. Далее пожалованы: фельдмаршал граф Миних — первым министром, граф Остерман — великим адмиралом и остаться ему при иностранных делах, князь Черкасский — великим канцлером и князь Михайло Головкин — вице-канцлером и кабинетским министром.

Орден Св. Андрея получили: обер-шталмейстер князь Куракин, генерал-аншеф Ушаков, адмирал Головин и пребывающий в Гаге посланник граф Александр Головкин.

Орден Св. Александра Невского пожалован президенту и камергеру барону Менгдену, камергеру Стрешневу — зятю графа Остермана, и в отсутствии находившемуся тайному советнику и камергеру князю Юсупову. Обер-маршал граф Левенвольде и дядя мой тайный советник Миних получили на заплату долгов своих, первый — восемьдесят тысяч и другой — двадцать тысяч рублей.

Гофмаршалу Шепелеву и генерал-майору Апраксину пожалованы богатые деревни в России, не упоминая о многих других повышениях чинами и подарках.

Как по окончании сей церемонии отец мой вторично принес принцессе свое благодарение, то она вручила ему ордер о принятии ста тысяч рублей из рентереи, приказав притом перебраться близ дворца в тот дом, где прежде она сама пребывание свое имела.

В тот же самый день принцесса всемилостивейше пожаловала меня обер-гофмаршалом с чином генерал-поручика и с жалованием и пенсиею по три тысячи рублей в год. Сверх того указала она мне иметь придворный экипаж, каковым другие высокие чины императорского двора пользуются, и пожаловала мне в подарок дом неподалеку от дворца.

Принцесса оказала также помилование бедным арестантам, заключенным от прежнего регента и претерпевшим преужасное истязание. Они все немедленно освобождены и частию чинами повышены, частию же с награждениями к прежним местам определены. Над теми, которые пытку выдержали, прикрывали наперед знамя. После того они все жалованы к руке, причем, с одной стороны, соболезнование, и с другой — признательность искреннейшие извлекали слезы.