Евгений Анисимов - Безвременье и временщики. Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-е — 1760-е годы)

Предсказание мое сбылось совершенно, ибо в самое то время, как всей армии дан указ быть в готовности к походу, граф Остерман уверил прусского министра барона Мардефельда по доверенности своей, что он никогда и в мыслях не имел наносить вред королю прусскому и что вскоре дела другой оборот примут. Сие самое воспоследовало в скором времени, и когда происшедшее между саксонским и венским двором несогласие испровергнуло весь проект тройного союза, а маркиз де Ботта еще стал настоять на диверсии в пользу своей королевы, то при торжественнейших уверениях в дружбе принужден он был отъехать с сим утешением, что безотменно не будет оставлено выполнить все то, о чем в трактатах договоренность, коль скоро дело в рассуждении шведов развяжется.

В июне месяце сего года прежде бывший регент и герцог Курляндский, содержавшийся доселе в Шлиссельбургской крепости, отправлен, обще с своею супругою, двумя сыновьями и дочерью, в Сибирь, в заточение. А что отец мой в обнародованном при сем случае манифесте, в силу которого как герцог, так и два брата его и зять, генерал Бисмарк, обвинены в оскорблении величества, не принимал никакого участия, об оном по времени, в которое он публикован, легко заключать можно.

Поступки и деяния отца моего произвели в прусском короле толикое к нему уважение, что он не токмо собственноручным писанием уверял его в своем высоком благоволении и признательности весьма лестными выражениями, но также в таковых расположениях своих существенное удостоверение предъявил на деле, ибо он по завоевании Силезских земель, по собственному побуждению, освободил Вартенбергское владение от всех налогов и военных контрибуций.

В то же почти время вручил мне барон Мардефельд при королевской жалованной грамоте на вотчину Биген и вексель в две тысячи талеров курантных, яко принадлежащий мне доход за первую половину года с упомянутой вотчины.

Мадам,

Вы столь философски владеете своими чувствами, что Вам простительно воображать, будто теперь, когда церемония нашего приема позади, я уже достаточно владею собой, чтобы дать Вам некоторое представление о месте, куда меня забросила моя блуждающая звезда. Но мне, с моими сильными чувствами и неразлучным их спутником — слабым разумом, невозможно так быстро забыть моих друзей и страну, и я (несмотря на маску, которую носила перед отъездом) сейчас с двойной силой испытываю те чувства, что были сдержаны в роковой час разлуки. Однако поскольку, как я знаю, Вы по доброте своей (хотя Вы никоим образом не выказываете эту женскую слабость, а лишь сожалеете о ней в Ваших друзьях) будете снисходительны ко мне, я попытаюсь описать Вам людей и события такими, какими они мне сейчас представляются. О первых я могу судить лишь по наружности, так как в то короткое время, что я здесь нахожусь, я не успела выучить язык достаточно, чтобы разговаривать. Так что о людях я могу сказать лишь то, что они крепко сложены, среднего роста и скорее красивы, чем наоборот; но я нахожу их лица не очень выразительными.

Что касается Петербурга, то он живописно расположен на прекрасной реке, называемой Невой; в отношении того, где тут север, восток, запад или юг, Вы должны извинить меня (хотя сами Вы узнали бы точно). Город стоит на трех островах. На одном расположено Адмиралтейство, которое и дает острову название [52]; здесь же находятся летний и зимний дворцы. Второй остров называется Петербургским, на нем расположены крепость и прекрасная церковь, где покоится тело Вашего героя, Петра Первого, его последней императрицы — Екатерины и нескольких его детей [53]. Третий остров называется Васильевским, на нем расположены биржа, рынок, судебное и торговое управления (называемые здесь коллегиями) и другие общественные здания. Предполагалось, что здесь будут жить купцы; но хотя дома и улицы очень красивы, они по большей части не заселены, поэтому Адмиралтейский остров по населению значительно превосходит другие. Зимний дворец маленький, выстроен вокруг двора, вовсе не красив, в нем много маленьких комнат, плохо приспособленных, и ничего примечательного ни в архитектуре, ни в обстановке, ни в живописи. Летний дворец еще меньше и во всех отношениях посредственный, за исключением садов, которые милы (а для этой страны — прекрасны), в них много тени и воды. Самое близкое сравнение, которое я могу Вам предложить, — Боутон [54].

В миле от города находится монастырь Св. Александра Невского. Легенды об этом святом я не знаю, но начало монастырю было положено Петром I, и монастырь будет прекрасен, если его когда-нибудь достроят. Император также учредил орден в честь этого святого, названный его именем. Это второй орден, на красной ленте [55].

Река Нева протекает у самых монастырских садов и извивается от города прекрасными излучинами, способными бесконечно услаждать Вашу поэтическую душу. В городе много прекрасных домов, принадлежащих знати, но теперь, в отсутствие двора, совсем пустых; большая их часть имеет приятные сады. Я живу около одного из таких садов, часто прогуливаюсь в нем и размышляю обо всем, что оставила позади, но Вы восклицаете: «Долой слабость, продолжайте Ваш рассказ!» — и я вздыхаю и повинуюсь.

Я только что возвратилась из недельного путешествия, проведенного в обществе м-ра В., м-ра Р. [56], еще одного джентльмена и одной дамы. Я удивилась, услышав, что надо взять постели, но промолчала. В первый день мы проехали около двадцати миль, чтобы посмотреть на несколько бумажных мельниц [57], но преимущественно чтобы полюбоваться видом, который и впрямь восхитителен. Там нет гостиниц; человек, ведающий работами, принимает всех путешественников и за это получает жалованье от правительства. Он предложил нам очень хороший ужин и отвел две пустые комнаты для ночлега. Ложем нам служила солома, на которую положили наши постели; так мы и устраивались в продолжение всего путешествия.

Назавтра мы поехали в Петергоф, загородную резиденцию царя. Дворец мал и стоит на холме шестьдесят футов высотой примерно в полумиле от моря. Долина между дворцом и морем покрыта густым лесом, прорезанным дорожками и аллеями, у которых там и сям устроены водометы и фонтаны. По большой просеке перед фасадом дворца проходит канал, ведущий в море; на самом берегу моря есть также несколько летних домов. От дворца открывается вид на Кронштадтскую гавань и побережье Финляндии [58]. Здесь есть несколько хороших живописных полотен, но сильно испорченных вследствие небрежения. Вскоре мы должны отправиться в Москву, откуда Вам и далее будет докучать Ваша, и проч.