Юрий Корольков - Кио ку мицу !

- Скажите, Исимото-сан, вы тот самый капитан Исимото, которого похитили чжансюэляновские бандиты?

Вопрос застал японца врасплох.

- Да, да... Так... Сейсясь я майор Исимото, - растерянно и торопливо пробормотал он, шумно втянув сквозь зубы воздух.

Рихард имел в виду авантюру Доихара. В начале маньчжурских событий капитана Исимото услали в отдаленный, глухой район северо-западной Маньчжурии, где он бесследно исчез. Были ноты, ультиматумы, угрожающие требования к китайской стороне, но Исимото не находился. Тогда на поиски пропавшего капитана послали войска. Они оккупировали весь этот район, а Исимото живой и здоровый давно уже вернулся в Мукден. Он сам по наущению Доихара инсценировал свое похищение, чтобы дать повод японским экспедиционным войскам быстрее оккупировать нужную территорию...

Теперь генерал Доихара снова был на монгольской границе. Его новую поездку Рихард сопоставил с недавней заметкой, появившейся на страницах "Нью-Йорк трибюн". В ней говорилось:

"Принц Тэ-юань, правитель Внутренней Монголии, заявил в Пекине, что Япония возобновила попытки расширить границы Маньчжоу-го за счет Внешней Монголии. В Панчене строится аэродром для разведывательной службы Квантунской армии".

И вот теперь Доихара находился именно в Панчене, недалеко от границ народной Монголии. Видимо, японцам удалось склонить на свою сторону принца Тэ-юаня, который еще недавно хотя и робко, но возражал против вмешательства в его дела. Ныне Тэ-юань становился одной из главных фигур в японской игре на монгольской границе.

Было за полдень, косые лучи солнца проникали сквозь цветные стекла вагона-ресторана, бросали фиолетовые, красные, зеленые блики на шелковые куртки пассажиров, и черный шелк переливался всеми цветами радуги. Поезд пересекал широкую равнину, за окном медленно кружили, откатываясь назад, квадратики полей, глинобитные хижины, обнесенные такими же глинобитными "семейными" крепостными стенами для защиты от набегов хунхузов. А далеко впереди, без всякого перехода, без предгорий, как-то вдруг на краю плоской долины поднимались из земли отвесные, зубчатые скалы.

По вершине хребта, повторяя его причудливые изломы, бесконечной каменной гусеницей ползла Великая китайская стена. Она начиналась где-то здесь, в центре Азиатского материка, и обрывалась далеко на востоке, у берегов Ляодунского залива, протянувшись на четыре тысячи километров. Рихард вспомнил: несколько лет назад по дороге в Москву он проезжал через Шанхайгуань, где стена, воздвигнутая для того, чтобы защищать Китай от набегов кочевников, обрывалась у моря. Стена, стоявшая тысячелетия, не смогла защитить страну, только отгородила ее от внешнего мира... Теперь Рихард видел противоположный край этой великой и ненужной стены.

Исимото заговорил о нанькоуском горном проходе, единственном месте, где можно проникнуть в монгольские пустыни и степи. Кругом на сотни километров непроходимые горы. Мысли Исимото работали все в одном направлении - где бы поудобнее пролезть в чужой огород... Рихард подумал: "Веками, тысячелетиями соплеменники Чингисхана рвались через ущелье на юг, теперь японцы здесь стремятся на север..."

Поезд миновал Нанькоу с древней крепостью, запирающей тесный горный проход, нырнул в ущелье, и в вагоне стало сумрачно. В глубине ущелья лежали густые, прохладные тени. Только вершины скал, теснившихся у полотна железной дороги, были освещены прямыми лучами солнца. Вскоре поезд исчез в тоннеле, и в вагоне, под потолком, вспыхнули электрические лампочки. Так повторялось несколько раз. Наконец поезд вырвался из последнего, самого длинного тоннеля, и яркий свет вновь залил вагон-ресторан. На шелковых одеяниях богатых пассажиров снова заиграли разноцветные блики.

В Калган Зорге и его спутник приехали рано утром, но зной уже чувствовался, по перрону мела колючая песчаная поземка, в воздухе носились тучи красноватой пыли. На вокзале их встретил штабной офицер японской военной комендатуры. В защитных очках, предохранявших глаза от пыли, японец походил на марсианина с иллюстрации старого фантастического романа - маленький, крупноголовый, с выпирающими изо рта зубами и застывшей улыбкой. Он почтительно, с заискивающей вежливостью представился Зорге и доверительно, как со старым знакомым, заговорил с Исимото.

Приняв ванну в "Калган-отеле", куда привез их штабной офицер, доктор Зорге сразу после завтрака поехал с визитом к начальнику японского гарнизона. На несколько минут задержались у первого попавшегося магазинчика, где купец-китаец торговал всякой всячиной: мехами, кожами, кусками цветной материи, клетками с певчими птицами... Здесь нашли и окуляры, с дымчатыми стеклами, столь необходимые приезжим в этом ослепляюще пыльном городе.

Дальше ехали через предместье, расщелинами улиц, застроенными глиняными домами без единого оконца, - дома выходили на проезжую дорогу своей тыльной стороной. Казалось, что машина идет по сплошному желтому лабиринту. Всюду одни стены, отгораживающие соседей друг от друга, страну от внешнего мира...

Штаб находился за городом, на холме, рядом с мостом, перекинутым через каменистое русло, по дну которого бежал мутный поток. Совсем недавно в этих домиках, обнесенных традиционными стенами, была резиденция китайского генерала, а несколько дней назад их заняли японцы. Зорге приехал в Калган в разгар событий, взбудораживших этот тихий и сонный, забытый богом город. Трудно было сказать, кому он теперь принадлежит - японцам или китайцам. До недавнего времени в городе стоял штаб 29-й китайской дивизии, но всеми делами в Чахаре заправлял японский консул, которому Рихард также нанес визит вежливости в день своего приезда.

Как выяснилось, несколько дней назад китайские солдаты задержали на дороге двух японских офицеров, ехавших на легковой военной машине. Японцы отказались предъявить документы, их задержали и под конвоем препроводили в штаб соседней дивизии. Китайский генерал извинился перед японцами, тотчас их отпустил. Казалось бы, на том делу и кончиться, но японский консул усмотрел в происшествии оскорбление японской армии. Он заявил строгий протест китайским властям, обвинил командира дивизии в превышении своих полномочий и потребовал, чтобы были принесены официальные извинения.

Конфликт рос, как снежный ком. На другой день консул уже потребовал сместить командира дивизии, вывести части 29-й китайской дивизии из района, где произошел инцидент, и прекратить всякое передвижение китайских войск в провинции Чахар. Доихара предъявил ультиматум от имени штаба Квантунской армии, пригрозил перевести резиденцию Пу-и из Синьцзина в Пекин, что означало бы распространение власти маньчжурского императора и на провинции Северного Китая.