Александр Андреев - Время Шамбалы

Письмо А. В. Барченко заканчивалось рядом «маленьких знамений» — предсказаний «шагов завтрашнего дня» европейской науки в области химии и физиологии, за которыми, очевидно, скрываются его собственные открытия, сделанные с помощью «синтетического метода» Древней науки. А. В. Барченко предсказывал открытие «крайнего этапа радиоактивности за ураном, с атомным весом не больше 253-х» (т. е. открытии трансурановых элементов), утверждал, что аппендикс слепой кишки «это не признак атавизма, а обязательный в организме секреторный орган», а также заявлял о вредности радиотерапии. «Терапевтическое и регенерирующее значение, писал он, должны иметь железные массы, нагретые хотя бы в незначительной степени, прорастающие семена (эффекты солода), роса за час до восхода солнца, вода, аккумулировавшая солнечный свет, но отнюдь не механизм, проецирующий распадающуюся субстанцию атома. Воздействие нагретыми железными массами, солнцем и массажем на главные ганглиозные узлы, в особенности сакральный, обнаружит эффекты необычайно сильные» [206] Там же. Л. 251. . (Последнее утверждение явно говорит о его знакомстве с учением индийской йоги об энергетических центрах человеческого организма — «чакрах».)

Духовный кризис А. В. Барченко, порожденный несоответствием между его идеалистическими устремлениями и суровой советской действительностью, однако, вскоре миновал, и ученый вернулся к работе в Главнауке. Неожиданная встреча с Кругловым, показавшая, что традиция Универсального знания живет и на русской почве, в среде староверческих сект «искателей Беловодья», дала новый импульс его поискам. Осенью того же 1924 г. А. В. Барченко отправился в Кострому, чтобы разыскать старца Никитина. Там ему действительно удалось встретиться с престарелым учителем Круглова, который, как выяснилось, принадлежал к секте голбешников (от «голба» — подполье.) родственной секте бегунов или странников. Старец, вероятно, рассказал А. В. Барченко немало интересного о своих хождениях в Тибет и Индию, о самобытной вере голбешников, и о загадочных символах-идеограммах, свидетельствовавших о знакомстве русских сектантов с буддийской тантрой.

Вернувшись в Ленинград, А. В. Барченко вновь загорелся желанием отправиться в Центральную Азию — в Монголию и Тибет — на поиски следов древней Шамбалы. Попытался организовать такую поездку под видом командировки от Главнауки для изучения восточных языков. Вопрос о монголо-тибетской экспедиции А. В. Барченко был рассмотрен на закрытом заседании президиума Главнауки, по-видимому, в конце 1924 г. По просьбе А. В. Барченко на него пригласили в качестве «консультанта» Хаян Хирву, который горячо поддержал ходатайство русского ученого. Во время обсуждения, однако, произошло новое столкновение Барченко с С. Ф. Ольденбургом. В письме Г. Цыбикову он рассказывает об этом так: «На этом заседании академик-ориенталист обрушился на меня, утверждавшего (без детальной аргументации), что монгольские и тибетские ученые далеки от облика наивных дикарей, который навязывают им западные ученые. Академик-ориенталист защищал точку зрения Рокхилла, Уодделла, и даже Гренара о низком культурном уровне лам, подтверждая это положение ссылкой на авторитеты свой и своего коллеги, известного Вам академика-ориенталиста, бывшего лично в Шигатзэ» [207] См. прим. 8. Л. 64. (Речь идет о Ф. И. Щербатском, недавно вернувшемся из поездки в Монголию. Справедливости ради, однако, надо заметить, что Щербатской в Тибете никогда не был.) Доводы непременного секретаря АН, очевидно, перевесили аргументы его не столь именитого оппонента, и президиум Главнауки в итоге отклонил ходатайство Барченко.

Несмотря на эту новую неудачу, в жизни А. В. Барченко на исходе 1924 г. определенно наметился перелом. Все началось с малозначительного вроде бы события: во время очередного визита к нему «чекушников» (Владимирова, Рикса, Отто и Шварца) ученый рассказал им о своем намерении посвятить в Древнюю науку советских вождей и обратился за помощью — попросил свести его с кем-либо «из близко стоящих людей к руководству ВКПб и Советского правительства». «Покровители» откликнулись на его просьбу с готовностью и тут же стали припоминать какие у кого имеются связи наверху. Так, К. Ф. Шварц назвал А. В. Барченко фамилии трех известных ему лиц: ленинградцев Н. П. Комарова (секретаря президиума Ленгубисполкома) и Я. Г. Озолина (заместителя председателя Губсуда), а также москвича, бывшего руководителя ПЧК, ныне возглавляющего Спецотдел ОГПУ, Г. И. Бокия. Взвесив все за и против остановились на кандидатуре последнего, который, таким образом, и должен был стать проводником А. В. Барченко в высшие партийно-правительственные сферы [208] НАРБ. Письмо Барченко Г. Ц. Цыбикову от 12 декабря 1927 — 24 марта 1928. Л. 42–43. .

Дальнейшие события развивались приблизительно так: А. В. Барченко написал письмо главе ОГПУ и председателю ВСНХ Ф. Э. Дзержинскому, в котором рассказал о себе и своей работе. Это письмо К. К. Владимиров затем отвез в Москву на Лубянку. В то же время он связался с Бокием, которого знал по прежней работе в ПЧК. В результате, через несколько дней в Ленинград приехал заведующий секретно-политическим отделом ОГПУ — возможно, по личному указанию Дзержинского — Я. С. Агранов, который встретился с А. В. Барченко на одной из чекистских конспиративных квартир. «В беседе с Аграновым я подробно изложил ему теорию о существовании замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления контактов с обладателями его тайн. Агранов отнесся к моим сообщениям положительно», так впоследствии рассказал об этой встрече следователям сам А. В. Барченко [209] Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Протокол допроса К. Ф. Шварца от 3 июля 1937. . Вскоре после этого вернувшийся в Питер Владимиров сообщил Барченко, что переговоры с Бокием прошли успешно и что ему надлежит выехать в Москву для доклада своего проекта руководству ОГПУ. Владимиров и Барченко затем отправились вместе в столицу, где встретились с Аграновым и Бокием. После конфиденциальной беседы с последним А. В. получил приглашение на коллегию ОГПУ, где и доложил о своем проекте.

«Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось добиться, в общем-то, благоприятного решения о том, чтобы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую-либо пользу, сделать это» [210] Протокол допроса Барченко от 23 декабря 1937. Цит. по кн.: О. Шишкин. Битва за Гималаи. С. 129, 130. .