Жак Сустель - Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания

Землю символизировало чудовище с широко раскрытыми челюстями, которое заглатывает заходящее солнце, останки умерших, кровь принесенных в жертву. Его постоянно уподобляли «старому богу», богу-отцу, соединенному с богиней-матерью, то есть богу огня Шиутекутли, «господину бирюзы», которого порой называют Отонтекутли — «господином отоми»; это древнее племя с центрального плато действительно поклонялось божественной чете. Кроме того, существовало огромное количество земных божеств: «мать богов», «наша почитаемая мать», «наша бабушка», «женщина-змея», «обсидиановая бабочка», прекрасные и грозные богини, источники жизни и смерти. В изображающих их ацтекских скульптурах потрясающе гармонично уживаются реализм в деталях и самый эзотерический символизм в верованиях: получеловеческие, полуживотные черты и мрачные украшения.

В гимнах этих богинь сравнивают с белыми и желтыми цветами, распускающимися после дождя, или показывают их на «божественном маисовом поле» ( сентлатеомилько ) звонящими в волшебные бубенчики, заставляя пробиваться из земли растение, дающее пропитание. Это великие матери произвели на свет юных богов: маиса — Сентеотля, музыки, танца и цветов — Шочипилли и Макуильшочитля. Они объединяют в себе два аспекта мира и жизни, благодатный и страшный.

Им близка Тласольтеотль, богиня плотской любви, греха и покаяния. Ее часто изображают с аналогичными атрибутами, но возможно, у нее иное происхождение: похоже, ее культ был принесен из страны уастеков, с северо-востока от Мехико. Ей можно было признаться в своих проступках через посредство жреца, но в отличие от христианской исповеди — только один раз в жизни. Ее называли тлаэлькуани — «поедательница отбросов», то есть грехов.

В представлении древних мексиканцев, как и других многочисленных земледельческих народов, растительная жизнь была тесно связана с луной — Мецтли, за фазами и затмениями которой бдительно следили индейские звездочеты, начиная с эпохи майя {32} . Земные богини были также и лунными. С другой стороны, существовало бесчисленное множество местных божков, якобы оберегавших урожай и дававших изобилие. Каждый из них чаще всего носил имя города или поселка, где отправляли его культ, например, Тепостекатль, «из Тепостлана», и у них было общее наименование: «четыреста кроликов-агути». Кролик представлял собой луну, ибо мексиканцам (как и китайцам) казалось, что темные пятна на лунном диске составляют очертания этого животного {33} . Этих крестьянских богов чествовали в конце жатвы, устраивая пиры, на которых рекой тек октли (пьянящий напиток из агавы), поэтому они превратились в богов пьянства.

Если Тласольтеотль прибыл с северо-востока, то культ ужасного Шипетотека принесли, вероятно, с юга, с побережья Тихого океана. «Наш владыка со снятой кожей» был покровителем ювелиров, а также божеством весеннего дождя, обновления природы и растений. Жертв, посвящаемых ему в месяц тлакашипеуалистли , пронзали стрелами, чтобы их кровь текла на землю, точно дождь, а затем с них сдирали кожу. Жрецы окрашивали ее в желтый цвет, точно сусальное золото, и надевали на себя; этот колдовской обряд, символизирующий обновление земли в начале сезона дождей, должен был заставить ее покрыться растительностью. Шипетотека называли «пьющим по ночам», потому что оплодотворяющий дождь идет ночью. К нему патетически взывали, говоря: «О мой бог, почему ты заставляешь себя упрашивать? Надень свои золотые одежды!» — и горячо благодарили: «Мой бог, снизошла твоя влага из драгоценного камня!»

Это был один из аспектов драмы, извечно повторявшейся каждый год: возрождение растительных сил после их явной смерти в засушливый сезон. Вся мысль древних мексиканцев, всё их мировоззрение выстраивались вокруг этой основной идеи, шла ли речь о человеке или о природе.

Маис и растения рождаются на западе, в западном саду Тамоанчан, где живут земные богини, источники жизни. Потом они совершают долгий путь под землей (прорастают), умоляя богов дождя направлять их в дороге; наконец они выходят на свет на востоке, в краю восходящего солнца, юности и изобилия, — в «красном краю» зари, где раздается песнь птицы кецалькошкоштли.

Венера, утренняя звезда, рождается на востоке, потом исчезает и появляется уже звездой вечера на западе. Она пересекла весь мир, словно челнок основу ткани: она — символ смерти и возрождения. Ее божественное имя — Кецалькоатль, «кецаль-змей», или «пернатый змей». Это имя также можно истолковать как «драгоценный близнец», поскольку два явления планеты похожи на две парные звезды. Кецалькоатль принес себя в жертву, взойдя на костер, и из пламени появилась сияющая звезда. Под именем Шолотля, бога с головой собаки, он спустился под землю, в преисподнюю Миктлана, чтобы искать там бренные останки давних мертвецов и превращать их в живых людей.

А разве Уицилопочтли, всепобеждающее солнце, не был реинкарнацией погибшего воина? Его рождение, как мы видели, было чудесным, и его мать-землю оплодотворила душа погибшего в бою или принесенного в жертву. Его имя — «колибри ( уицилин ) слева ( опочтли )» означает «воскресший воин с юга», ибо юг находится по левую сторону мира, а воины воскресают в маленьком и ярком теле колибри.

Таким образом, природа и человек не обречены на смерть. На них действуют силы воскрешения: солнце появляется каждое утро, проведя ночь «под божественной равниной» — теотлалли иитик , то есть в преисподней. Венера умирает и возрождается; маис умирает и возрождается; вся растительность, пораженная смертью в засушливый сезон, возвращается еще краше и моложе с каждым сезоном дождей, как луна постепенно уходит с неба и возвращается в ритме своих фаз.

Смерть и жизнь — всего лишь две стороны одной реальности: с древнейших времен мастера из Тлатилько вылепливали из глины двойной лик — наполовину живой, наполовину скелетоподобный, и эта двойственность очень часто находит свое воплощение в изображениях и упоминается в текстах. Возможно, ни один древний народ не был столь одержим, как мексиканцы, неотступной мыслью о постоянном присутствии смерти; но в их представлении из смерти пробивалась жизнь, точно юный росток из семени, разложившегося в земле.

Что же касается самого человека, то наши сведения о его будущем после смерти не совсем полны. Несомненно одно: определенные формы бессмертия были предусмотрены, но без всякой идеи о нравственном воздаянии, вознаграждении или каре. Воин, погибший на поле битвы или на жертвенном камне, становился «спутником орла» ( куаутекатль ), то есть спутником солнца. Каждый день он вместе с себе подобными составлял блестящий и радостный кортеж, окружавший светило с момента его восхода на востоке и до зенита; эти вечные солдаты проводили свои светлые часы, распевая военные песни и устраивая тренировочные сражения. Спустя четыре года они возрождались в виде колибри, перелетавших в теплом воздухе от цветка к цветку