Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 1, Москва в походе)

У начальника княжеской стражи зуб на зуб не попадал от лихорадочной дрожи. Когда он был обнажен по пояс, кат провел своей ладонью по его спине, погладил, с каким-то особым, деловым видом пошлепал по телу. И с выражением удовольствия на лице отошел в сторону, стал ждать приказания царя.

Поднялся с своего места Иван Васильевич.

- Сказывай! Веруешь ли ты в бога, творящего чудеса, не знающего в гневе пощады и в милости исполненного щедрот?

- Верую, великий государь, верую... - еле шевеля от страха губами, прошептал допрашиваемый.

- Знаешь ли ты царя, воцарившегося на Руси божиим изволением, единого скипетродержателя, владыку, владычествующего и всеми правящего?

- Знаю, - послышался в ответ робкий шепот.

- А коли так, чего же ради ты на расправу своему князю увлек моих людей, шедших ко мне с челобитием? Стало быть, твой князь выше царя, коли он может бросать в темницы царевых рабов? Отвечай?

Глаза Ивана глядели в упор на княжеского холопа.

Царь выхватил из-за голенища плеть и с силою ударил ею княжеского стражника по лицу.

- Ты молчишь! Окаянный льстец! Подобно своему хозяину, упрятал ты змеиное жало... А кто того не знает, что спрятанное жало - горчайшее зло, оно жалит, когда к тому случай явится. Ну, мы не будем того ждать. Вырвем жало, покудова оно не вышло наружу...

И, кивнув головой кату, царь сказал:

- Тронь!

Кат спокойно вынул из огня раскаленную железную лопатку и приложил ее к плечу узника...

Дикий вопль огласил подземелье. Пытаемый вцепился в одежду ката, оттолкнул его к стене.

- Стой, собака! - громко крикнул царь. Лицо его, красное от отблеска огня и волнения, перекосилось злобою. - Не шевелись! Отвечай! Кто бывает у твоего князя и о чем болтают?

- Не ведаю, государь! - простонал узник.

- Может стать тебе неведомо и кто велел тебе захватить колычевских мужиков?

- Матушка княгиня, Евфросинья, она... она... посылает нас! Князю то неведомо.

Иван некоторое время стоял в раздумьи. Видно было, что он доволен остался ответом своего пленника.

Кат суетился около огня, нагревая большие железные когти.

Видя это, узник снова завыл, прижавшись к каменной стене.

Нахмурив брови, Иван Васильевич стал внимательно следить за выражением лица узника, который снова повалился на пол, стал умолять царя помиловать его.

- Отвечай, кто из бояр и князей наибольшие доброхоты князю Володимиру?

- Князья Репнин, Ростовский, Курлятев, Телятьев... А о чем болтают, нам немочно знать... В хоромы нас не пущают...

- Станешь ли ты на мою сторону, чтоб служить мне верою и правдою, коли я помилую тебя?

- Стану, батюшка-государь, стану, по гроб буду верен тебе, - со слезами на глазах принялся креститься пытаемый.

- А коли не сдержишь слова?

- Отсеки мне головушку в те поры, отец наш родной... В огне сожги, спали на углие!..

- Клянешься?

- Клянусь!

- Выжги ему на груди крест, чтоб не забыл своей клятвы... Многие клянутся, отрекаются от злоумышления и измены и скоро о том забывают, а ты, глядя на крест, припоминай свою клятву... Вспомяни батюшку-царя...

По лицу Ивана Васильевича скользнула насмешливая улыбка.

- Великий государь!.. - снова завопил княжеский страж. - Запомню я и без того!.. Запомню!

- Самый тягчайший клятвопреступник под пыткою употребляет слова сладчайшие, но я давно перестал тому верить...

Кат уже накалил докрасна небольшой железный крест... Подойдя к узнику, он ласково попросил его лечь на скамью навзничь. Тот покорно выполнил это, - лег, закрыл глаза.

- Молись!.. - приказал царь. - Ежели праведник отступает от правды своей и делает беззаконие, - он губит душу, а беззаконник, ежели обращается от беззакония своего, какое делал, и творит суд и правду, - к жизни возвращает душу свою... Аминь!

В это время кат ловко выхватил из огня щипцами раскаленный крест и приложил его к груди пытаемого...

Царь строго смотрел на корчившегося перед ним от страшной боли человека, часто осеняя себя крестным знамением и нашептывая едва слышно молитву.

Через некоторое время кат смазал грудь пытаемого согретым маслом. Запахло паленым мясом.

- Оставайся слугою князя, будучи моим верным рабом...

И, хлопнув в ладоши, царь вызвал стрельцов.

- Отведите его к Василию Грязному... - сказал он, указывая на лежащего на скамье княжеского стражника.

Все низко поклонились уходившему из каземата царю.

VII

День двадцатого июня был приемным днем царя. В Большой палате, на скамьях, полукрутом у стен тихо сидели бояре, думные и ближние люди, окольничьи, стольники, стряпчие и многие приближенные царем к своей особе; дворяне сидели рядами в прилегавших палате покоях. Бояре в богатых златотканных одеждах и высоких горлатных шапках. Сидели все они неподвижно, храня глубокое почтительное молчание. Палата как будто была наполнена неживыми существами, и можно было слышать малейший шорох. Никто не приветствовал входивших в палату гостей.

Около царя стояли рынды в белоснежных шелковых кафтанах, держа в руках топорики.

Полы приемной палаты были устланы дорогими узорчатыми коврами.

Царь Иван сидел в широком вызолоченном кресле. На нем была бархатная, обшитая парчою, желтая одежда, унизанная множеством золотых блях и драгоценных камней. Золотая корона, осыпанная алмазами и жемчугом, была у него на голове. Перстни с бриллиантами покрывали его пальцы. В правой руке он держал золотой массивный скипетр с двуглавым орлом.

Царь принимал прибывших через Швецию шотландцев. Они с отменной ловкостью отвесили поклон, размашисто салютуя своими широкополыми в перьях шляпами. Старший из них вышел вперед, заявил, что шотландцы - народ испытанный, воинственный, готовый служить каждому христианскому государю. Они докажут это, если его величеству угодно будет взять их на государеву службу. Они могут быть воинами, розмыслами* и мастерами пушечного дела.

_______________

* Р о з м ы с л - инженер, архитектор.

Иван внимательно выслушал витиеватую, почтительную речь их. Приветливой улыбкой он ответил на поклоны рослых, курчавых шотландцев. По его лицу видно было, что ему нравится воинская выправка заморских гостей. Особое внимание уделил он старшему из них, стоявшему совсем близко около него. Когда тот закончил свою речь, царь Иван приказал толмачу узнать его имя.

- Джонни Лингетт, - ответил он, с достоинством откинув голову.

Широкоплечий детина, голубоглазый, с большим прямым носом и маленьким женским ртом. На верхней губе чуть-чуть виден пушок. Взгляд простой, слегка наивный.

Царь Иван с любопытством всматривался в лицо бравого шотландца. Потом сказал толмачу:

- Спроси, как же так можно, чтобы честный воин служил каждому государю? Мои воины служат только одному государю - мне, и не почтут ли они то изменой?